еще слишком рано – нужна настоящая революция в понимании реальности. Вся эта странность снов, абсурдная логика, невероятные пейзажи, временные скачки, дикие ассоциации – все, что кажется нормальным только во сне, – это
– Но в снах мы видим наш мир, пусть и искаженный, – возразил я.
– Потому что они используют ваш язык. Переводят на него. Они не могут навязать вам свои образы и вмешиваются в ваши. Не создают, но управляют.
– Ты хочешь сказать, что наши сны – это пьесы, поставленные по их сценарию?
– Не совсем так. Они как бы надевают на себя ваши образы, но действиями руководите вы вместе. И самое главное, никаких сценариев нет, только импровизация.
– Что же они хотят нам сказать?
– Ничего. Им нечего сказать, как, впрочем, и вам. Это просто игра.
– Игра? – пролепетал я, совсем сбитый с толку.
– Конечно. Ведь большинство снов имеют довольно легкомысленный сюжет, правда? Для расы, помешанной на порядке, эффективности, техническом прогрессе, это вид отдыха, способ немного расслабиться.
– Значит, они просто так развлекаются? Она лукаво улыбнулась.
– Вот именно.
– Но тогда… – Меня вдруг осенило. – Если они участвуют в наших снах, то должны, наверное, видеть нас и своих?
– Нет.
– Почему?
– У них не бывает снов. Потому-то вы им и нужны.
– Мы им нужны?
– Да.
«У привидений не бывает снов», – вспомнил я. Вот, значит, как.
Вам никогда не приходило в голову, что сумасшествие заразно? Много раз, выходя из клиники после сеанса, я вдруг останавливался как вкопанный и начинал удивленно озираться. Чем привычней становилась для меня реальность Лоры, тем более странной и чуждой казалась своя собственная, будто я каким-то чудом перенесся на полсотни лет вперед и мог окинуть критическим взглядом условности, которые прежде воспринимал как данность. На красный стоим, на зеленый – едем. Платим деньги, чтобы поставить машину. Каждый день – ровно двадцать минут новостей. Здоровых женщин считаем толстыми и некрасивыми. Из всех живых существ более всего уважаем тех, кто ловок в обращении с мячом. Небо у нас голубое. Только подумайте – голубое! А знаете ли вы, что такого неба нет ни на одной планете, кроме нашей? Все дело в необычных свойствах атмосферы. Случайность, причудливая игра космических сил. Что такое наш мир? Всего лишь один из миллионов возможных. Представьте хомяка, запертого в клетке на прилавке зоомагазина в окружении зеленых хамелеонов, бешено тараторящих попугаев, мелькающих радужных рыбок в огромных аквариумах… Разве тут не сойдешь с ума? Странное силовое поле, не дающее убежать, холодные глаза неведомых гигантов, наблюдающие сверху, и их огромные хищные лапы, готовые в любой момент схватить тебя и унести бог знает куда. Чудовищное сочетание: клаустрофобия, паранойя и сознание полной беззащитности. Наверное, и Лора чувствовала примерно то же самое в кипящем водовороте нашего мира, где нищенские гетто соседствуют с пышными особняками, наркопритоны – с храмами, белые кварталы – с китайскими, негритянскими и арабскими. Чертовски странная планета, если подумать. А может, и я сам… может, и моя привычная картина мира начала разъезжаться по швам от осознания возможности чужой цивилизации, построенной на совсем других принципах? Иногда, слушая Лору, я чувствовал себя так, словно во мне что-то сломалось и его уже не починить. Все то главное, во что я верил, дало трещину. Психический надлом? Или… она все-таки наконец убедила меня? И лишь один очевидный вопрос не приходил мне в голову: а может, это просто любовь?
10
По иронии судьбы, одним из моих последних контактов с реальным миром, прежде чем я с головой нырнул в неизведанное, была традиционная костюмированная вечеринка на Хэллоуин, на которую собирались мои однокашники и те, кто в разное время работал в нашем дурдоме – закрытой лечебнице для невменяемых преступников. Мало-помалу туда стали приводить жен, мужей и просто друзей, но в основном из года в год мелькали одни и те же лица, хоть и в меняющихся костюмах: всевозможные ангелы, моряки, ниндзя, редко что-нибудь пооригинальнее, например, «космическая шлюха» – нечто непонятное, обмотанное фольгой и увешанное побрякушками. Однажды кто-то пришел «сам по себе», то есть без костюма. Совсем. Весьма эротично и даже с неким смыслом в духе постмодернизма. Я в тот раз нарядился пророком Моисеем. В зале гремела музыка – странная смесь примитивной юношеской сентиментальности и оркестрового хаоса, нанизанных на оглушающий ритм ударных. Как ни странно, она казалась вполне подходящей для всей этой маскарадной путаницы. Среди новичков мне бросилась в глаза миниатюрная женщина с очень бледным лицом, в перчатках с металлическими заклепками и сильно обтягивающем черном кожаном платье – настоящая садо-мазо-красотка. Пожимая мне руку, она улыбнулась, и мы очень мило поболтали ни о чем, почувствовав явную симпатию друг к другу. И позже ее высокий резковатый голос слышался то тут, то там, словно танцующая мелодия флейты на фоне жужжания толпы, взрывов смеха и звяканья стаканов, доставляя мне какое-то странное удовольствие. Но вот костюм… костюм, пожалуй, был уж слишком вызывающим на мой вкус.
– Ну, Эдриен дает! – произнес кто-то.
– Тихоня, а так оделась…
– И как вошла в роль!
– А она что, в жизни не такая? – улыбнулся я. – А я уж думал, что нашел свою мечту…
– Ого! Доктор, кажется, снова в форме! – расхохотался мой коллега.
– Она слишком скромная для тебя, Джон, – заметил другой. – На работе из нее слова не вытянешь.
– Она врач? – поинтересовался я.
– Санитарка.
– Да ну? А с кем пришла?
– Одна, – подмигнул приятель. – Как и ты.
Весь вечер я то и дело поглядывал в сторону таинственной красотки, и мой интерес все возрастал. У нее в руке постоянно было засахаренное яблоко – может быть, деталь ее образа? Просто в голове не укладывалось, что эта девушка день заднем меняет больным судна, перестилает постели и толкает по коридорам тележки с грязным бельем. Совсем не тот уровень.
После выступления фокусника и положенных аплодисментов я вдруг вновь услышал ее голос – приглушенный и очень взволнованный. Он доносился из кухни. Я не раздумывая кинулся туда. Какой-то толстяк, одетый клоуном, прижал мою незнакомку к холодильнику и что-то жарко ей шептал.
– Рой, ты пьян! – отмахнулась она шутливо.
– Ну же, один разок с клоуном можно, – настаивал он. Она бросила взгляд через его плечо, и мне стало ясно, что нужна помощь. Облокотившись на холодильник, я обратился к толстяку:
– Мне нужен лед.
Он перевел на меня взгляд и долго смотрел в упор. Краска стекала струйками с его жирного лица, шарик на носу покрылся каплями пота.
– Погоди, – выговорил он и снова повернулся к Эдриен.
– Но мне нужно выпить!
На этот раз клоун повернул голову так быстро, словно хотел сделать полный оборот. Потом лениво смерил меня взглядом с ног до головы.
– Ну так иди и выпей. Я протянул ему руку.
– Джон Доннелли. Отличный у тебя костюм.
– Вали отсюда, Мойше, – ухмыльнулся он.
– Слушай, друг, – вздохнул я. – Хочешь кофе? Тебе как, с молоком?
К этому времени Эдриен уже удалось выскользнуть из-под его руки. Он шагнул ко мне, мрачно сдвинув нарисованные брови и распространяя густой аромат виски.