значительно разнится от мира духовного, но законы общие, хотя и видоизменённые сообразно тонкости субстанции данной формы. Есть ещё гармония высочайших сфер. Её колебания настолько тонки, что настроиться сообразно их колебанию для физического человека не является возможным и они для земного воплощения как бы атрофируются. И лишь достигшие высочайших сфер духовности могут соприкоснуться с их наиболее, так сказать, грубой частью. И это соприкосновение даёт высочайшее наслаждение духа, экстаз — высшее озарение. Ритмы мира и его законы — это целая наука, пользуясь которой Мы извлекаем могучие силы. Мрак, страдание, катастрофы — это всё дисгармония в мировом ритме. Тот, кто состоит в гармонии со всем сущим, пользуется блаженством, и он имеет силу от общей мировой силы. Всякий раз, когда вы впадаете в мрак, всякие вспышки, всплески ваших страстей, влекущие за собой резкое понижение духовной жизни, — всё это разрыв мирового ритма. Когда вы собранны, целостны в устремлении духа, тогда и ритм мировой энергии начинает сильнее звучать в ваших сердцах. Всё, что вас выбивает из этого ритма, все ваши промахи, ошибки — это всё «дыры» в ткани вашей духовной одежды. Когда человечество включится в общий мировой ритм, оно будет счастливо по-настоящему тем великим счастьем, которое имеет свои корни в вечном.
— Это всё.
Я опять была в круглой комнате, Учитель молча указал мне на стул возле Него.
— Это всё, дитя, — сказал Он. — Помни, что тебе могут представиться трудности, но также помни, что ты неодинока и что Мы с тобой. Ты — Наша! И сила Наша изливается сейчас на тебя. Там, где будет надо, скажу особо. Иди и пребывай в мире и в духе.
И Учитель отпустил меня.
Я шла к Учителю. Я не несла в сердце радости. Она исчезла из сердца… И последние дни грусть не покидала меня. Это мешало мне общению с Учителями и вызывало сомнения в своих силах. В Саду Учителя мне чудился на всём налёт грусти… Осень… осень… Я подошла к терраске. Она была пуста. Мне стало ещё грустнее. Я села на ступени и решила ждать Учителя. Я сидела тихо, прислонясь головой к перилам, и мне казалось, что весь мир покинул меня… Надо мной раздался тихий голос Учителя:
— Входи, дитя. Я жду тебя.
Он стоял на терраске, как всегда светлый и кроткий.
— Я жду тебя, — повторил Он. — Пойдём.
И Учитель повёл меня в комнату. С замиранием сердца переступила я порог Его обители. Я ещё ни разу не была в ней. В сущности, весь домик состоял из одной большой комнаты. Учитель повёл меня направо, в ту часть, где стоял Его большой стол для занятий. Стол был очень большой, красивый, из резного дерева, рядом стояли такие же с резьбой стулья. На стенах были гладкие, из тёмного дерева полки, на них книги и рукописи. Учитель сел и сказал:
— Садись, дитя, отныне Я тебя буду часто принимать здесь.
Он пристально посмотрел на меня и сказал:
— Пребудь в мире и в духе! Я вижу, ты нездорова.
— Нет, Учитель, я здорова.
— Я говорю о нездоровье души. Помни, всё преходяще! Не стоит огорчаться из-за пустяков. Я тебе говорю «пустяки», так как Я всё знаю. Там, где Мы тебя поставили, сотрутся все преграды. Там, где воля Наша, там людям остаётся только принять её. А тебе скажу: не грусти! Это мешает Нам. Ты должна быть светлой сердцем! Пребудь в мире и в духе. Больше ничего не скажу. Иди, приходи в два часа!
Учитель встал и, благословив, отпустил меня.
Я пришла в Сад Учителя. Было почти темно. Белые фигуры братьев выделялись в сумерках рассвета. Было ещё рано для молитвы. Я остановилась возле площадки роз. Ко мне подошли Анита и Стивенс. Мы радостно приветствовали друг друга. Подошёл и Феликс. Мы говорили о том, что давно не виделись и не говорили вместе, что нам необходимо собраться и выработать план совместной работы. И вспоминали Астарту, которая за последнее время перестала почему-то посещать Сад Учителя. Потом Анита осталась с Феликсом, увлёкшись разговором об уме птиц, а я и Стивенс тихо пошли по дорожке Сада. Медленно светало. Небо стало сиреневым, и воздух как бы насытился голубыми тенями. Стивенс шёл печальный, опустив голову.
— Что с тобой, Стивенс? — участливо спросила я, слегка коснувшись его руки.
— Я тоскую эти дни, — ответил Стивенс. — Наша встреча здесь со всеми вами пробудила во мне смутные отголоски прежних встреч. Я не был в жизни счастлив, ты знаешь… И я помирился было с этим. Но временами я тоскую в своём одиночестве. Мне нужна жена, сестра, друг, какое-то близкое женское существо! Зачем ты не можешь быть ею в моей жизни! — с горячей тоской сказал он.
— Стивенс…
— Нет, нет, не перебивай! В этом нет ничего дурного. Я уверен, что даже Учитель не осудил бы моей любви к тебе, так она чиста и свята. В тебе так много родного для меня.
Я никогда не видала Стивенса в таком волнении. Глубокая нежность к нему поднялась в сердце. Но я молчала.
— Ты не думай, — продолжал Стивенс, — что я на что-либо надеюсь. Но моё чувство имеет слишком глубокие корни в прошлом. И потом, разве это «не духовно» говорить о своей любви, о человеческом чувстве своего сердца?.. Я верю, что
Я слушала Стивенса в глубоком молчании… И неясные мечты проносились в сердце, как вспугнутые птицы. Его волнение передалось мне, но мысли мои были печальны. На небе светало.
— Пойдём, Стивенс, мы опоздаем на молитву.
Я взяла его за руку, и мы молча пошли к площадке роз. Учитель уже был на площадке. После молитвы Учитель сказал:
— Друзья, Я хочу сказать вам ещё несколько слов о собранности. Когда вы делаете усилия, вы обязательно что-то выбираете и отметаете. И то, что вы выбрали, вы стараетесь закрепить и удержаться на этом. Когда вы хотите быть собранны, вы должны закрепить за собой это состояние «самоприсутствия», чтобы вы не позволяли себе действовать бессознательно. Быть собранным это значит иметь в себе такую крепкую силу, о которую разбивается всё, что может нарушить покой и мир глубины сердца. Но это не означает отчуждённости от мира. Надо встретить и разобрать всё раньше, чем это достигнет и проникнет в ваше сердце. Собранное состояние — это когда человек умеет всему противопоставить свою волю и когда он полон живой и творческой мысли, бодрости и огня сердца. Он тогда готов жить, понимать, действовать, творить. Он человечен — ему не чужды человеческие страдания и радости, и всё же он имеет глубокую внутреннюю тишину сердца и тот покой, который, излучая свет, даёт новое понимание всему и углубляет всё. Идите в день ваш и будьте собранны!
И Учитель отпустил всех.
Я взошла в Сад Учителя. Около площадке роз ко мне подошли Анита и Стивенс. Вскоре к нам присоединилась Астарта. Она была больна и потому не могла бывать в Саду Учителя. Мы встали на молитву. Пришёл Учитель. После молитвы Он сказал:
— Дети! Я вам скажу сейчас Моё маленькое пожелание. Я очень хочу, чтобы вы провели это в жизнь, по возможности конечно. Я говорю о «празднике Духа». Это такой день… Вы соберёте вокруг себя близких людей, и, собравшись, вы оставите все свои праздные и пустые разговоры, и пусть каждый принесёт на этот праздник своё сердце — полное умиротворённости, благожелательства, благоговения… Вы будете обмениваться своим опытом, пожеланиями, вы будете говорить о своём понимании высокой Жизни, о том,
