в пьесах ему противопоставляли не отрицательные образы (как в сценах народного Петрушки), а положительные. Им должны были сочувствовать зрители, их любить, а вовсе не Петрушку.
Получились своеобразные «ножницы»: если в спектаклях, где Петрушка изображал пьяницу и прогульщика, в силу обаятельной комичности своего образа он все-таки вызывал сочувствие, то это противоречило теме пьесы и воспитательной задаче спектакля; если же в целях сохранения этой задачи автор и режиссер лишали Петрушку какой бы то ни было привлекательности и его поведение осуждалось зрителями, Петрушка терял основное свойство – быть любимцем зрителей, вызывавшим одобрение и радость каждым своим поступком, каждой произнесенной фразой, – то есть переставал быть тем, чем он был на ширме народного кукольника.
Наиболее логично рассуждали те авторы и режиссеры, которые стремились сохранить диалектичность образа народного Петрушки и, закрепив за ним право быть положительно-отрицательным, направляли удары его палки на казнокрадов, лентяев, распространителей обывательских слухов и всяческих контрреволюционеров.
Пьес и спектаклей такого рода было довольно много. Но и в них при внимательном рассмотрении можно легко обнаружить ошибку.
Дореволюционный народный Петрушка бил тех, кого не только бить, но даже осуждать запрещалось. Он осуществлял, так сказать, неосуществимую в царское время мечту народа. Он восстанавливал справедливость, которой в окружающей жизни не было.
Советская власть эту справедливость установила. Борьбу с элементами антинародными – казнокрадами, жуликами, тунеядцами – осуществляли советские законы, вовсе не нуждавшиеся в помощи анархических драчунов. И чем больше укреплялась государственная законность, тем более бессмысленным и даже вредным становилось драчливое самоуправство Петрушки, искажавшее представление о правосудии, нормах человеческой морали и общественного поведения. Таким образом, стремление возродить положительно- отрицательного Петрушку также ни к чему не привело.
Причины всех этих неудач ясны. В современном драматическом театре можно играть классическую дореволюционную комедию, но нельзя главного героя этой комедии сделать героем современной пьесы. Чем более закончен в своей художественной формулировке образ, созданный условиями определенной эпохи, тем менее возможно механическое его перенесение в другую эпоху.
Это и явилось причиной того, что пьесы с Петрушкой постепенно исчезли из репертуара кукольных театров.
Я остановился на неудавшейся трансформации Петрушки не только потому, что становление советских кукольных театров начального периода в очень значительной степени было связано с этим процессом, но еще и потому, что, несмотря на видимую неудачу с переодеванием традиционного героя, сам факт поисков для кукольного театра современных тем и сюжетов был фактом положительным.
Основной идеей тех, кто стремился поставить Петрушку на службу сегодняшнего, а тем самым и завтрашнего дня, было отнюдь не реставраторство. Петрушка не был для них фетишем и самоцелью, иначе они не стали бы его переделывать и переодевать. Потому-то они и обращались с Петрушкой так бесцеремонно, что стремились во что бы то ни стало найти новые выразительные средства в современном спектакле кукольного театра.
И вот это их стремление было абсолютно правильным, так как всякий новый театральный вид может утвердить себя только в том случае, если он сумеет отразить окружающую его жизнь и тем самым докажет свою нужность современникам, свою современность.
Активный баланс
Всякий человек неповторим. Двух одинаковых людей, не различимых ни по одному признаку, не существует. Но не существует ни в одном человеке ни одного такого признака, который не существовал бы в каком-либо другом человеке. Признак может быть редким, но не может быть исключительным, так как в этом случае он перестанет быть общечеловеческим признаком.
Не в исключительности какого-либо признака состоит единственность и неповторимость личности (слово «личность» включает в себя понятие неповторимости), а в сочетании различных признаков, дающем бесконечное количество неповторимых вариантов.
Эти сочетания в каждом человеке тасует и перетасовывает жизнь и прежде всего люди, с которыми на протяжении своей жизни человек встречается, сталкивается, так или иначе общается. Люди делают каждого человека таким, каков он есть.
Если рассматривать данного человека с точки зрения какой-либо одной группы его признаков, например составляющих его профессию, то и в этой группе его личное, индивидуальное сочетание признаков является результатом всего процесса его жизни, то есть опять-таки зависит от общества, от людей, в том числе и от людей аналогичной профессии. Хотел он этого или не хотел, стремился к этому или нет, но люди его профессии – каждый, с кем он вошел в то или иное соприкосновение, – оказали на него то или иное влияние.
Книга эта называется «Моя профессия». Только о своем личном опыте я пишу, но это не значит, что опыт мой не включает в себя опыта всех тех работников кукольных театров, с которыми я на протяжении своей жизни встречался.
Даже в том случае, когда какой-то спектакль кукольного театра мне активно и резко не нравился, даже и тогда он влиял на мою работу, так как еще раз показывал мне то направление, ту дорогу, по которой, с моей точки зрения, идти ни в коем случае не следовало.
Поиски верного направления в работе состоят из последовательного исключения направлений неверных, а так как истина всегда одна, а неистинного много, то каждая обнаруженная человеком чужая ошибка оказывает на его работу определенное позитивное влияние, так как сокращает путь поисков, уменьшая количество его собственных возможных ошибок.
Если же мне нравились в чужих спектаклях хотя бы даже отдельные их элементы – удачное движение куклы, актерская находка или выразительная мизансцена, – то и они так или иначе отразились в моей работе.
Это отражение чаще всего происходит не сразу. Могут пройти и месяцы и годы, когда полученное впечатление с неизбежной необходимостью вызовется на поверхность из огромной кладовой впечатлений, которой располагает каждый человек, и маленьким мозаичным камешком займет свое точное место. Как правило, этот процесс происходит подсознательно и самим человеком не регистрируется.
Вот почему мне так трудно сказать, какие именно спектакли кукольных театров повлияли на мою работу, но, во всяком случае, я буду писать только о тех кукольных театрах, с работой которых мне приходилось так или иначе сталкиваться, и совсем или почти совсем не смогу писать о тех, с которыми встречаться не пришлось. Работники этих театров, так же как и читатели, должны мне это простить, потому что, как я уже говорил, изложение истории советского театра кукол совсем не является моей задачей. Для этого надо писать другую книгу, и не я должен быть ее автором.
Несмотря на то, что в кукольных театрах первых послеоктябрьских лет было много путаного, а иногда и антихудожественного, несмотря на кривые тропинки, по которым эти театры двигались, и тупички, в которые они упирались, несмотря на то, что некоторые кукольные театры возникали и умирали с поспешностью грибов или бабочек-поденок, почти каждый из них внес что-то свое ценное и полезное.
Идейные, тематические и жанровые ошибки, совершавшиеся отдельными руководителями кукольных театров – режиссерами и художниками, – быстро обнаруживались, потому что их корректировала жизнь, корректировали зрители – и взрослые и дети, смотревшие эти постановки.
Никакими декларациями и философскими рассуждениями, как бы они ни были оригинальны или заманчивы, нельзя спасти спектакль.
Спектакль, и только спектакль, непосредственно встречается со зрителем, и для того, чтобы спектакль этот посещался, он должен быть интересным не только по форме, но прежде всего по своему содержанию.
Зрители отбирали интересное от неинтересного.
И жизнь отбирала нужное от ненужного.
Жизнь выковывала коллективы, и вне зависимости от ошибок некоторые из этих коллективов имели по тому времени безусловно большие достижения, тем более что среди работников кукольных театров было много людей смелых, талантливых, бескорыстно преданных новому, увлекательному, живому и нужному
