напряжение от близости Евы не проходило. Карл хотел ее безумно, до боли в костях, и молил Бога, чтобы Джулиан еще немного задержался – тогда у него будет время добиться своего.
От размышлений короля отвлекло тявканье спаниелей, которых вывел осоловевший со сна Мэррот. На Карла он глянул отнюдь не дружелюбно. Король приписал недовольство этого здоровенного парня тому, что слуге приходится возиться с собачками госпожи и из-за этого вставать в такую рань.
– Иди спи, – дружелюбно улыбнулся Карл. – Мы с этими зверюшками прекрасно прогуляемся и без тебя.
Слов благодарности он так и не услышал. Да и не ждал, ибо тут же забыл о Джеке, играя с обступившими его радостной сворой собачками. Он гладил их, ласкал, почесывал, а затем кинул палку, и они со звонким тявканьем кинулись за ней, устроили настоящую возню.
Будучи хорошим ходоком, Карл вскоре оказался уже у ворот. Сонный привратник вышел из сторожки и выпустил его. Спаниелей еле удалось загнать обратно; лишь одного, черно-белого, Карл взял с собой. Тот радостно кинулся вперед, пока остальные обиженно тявкали за решеткой ворот.
Карл шел быстро. Он миновал узкий перешеек меж озерами, над которыми клубился туман, прошел селение, где уже мычали коровы, слышалось блеяние овец и щелканье пастушеского кнута. Яркая раскраска отдельных деревьев на фоне стоячей темной воды казалась особенно сочной – золотая, зеленая, багряная. Опавшие листья разноцветными бликами кружили по темной поверхности. А дальше шла бесконечная, чуть волнистая равнина. Туман под солнцем рассеялся, лишь кое-где еще белым молоком собирался в ложбинах. Волны вереска катились по открытой равнине, порой обегая невысокие курганы. Иногда из травянистой массы испуганно вспархивали куропатки, и спаниель несся за ними со звонким лаем, а потом возвращался с недовольной миной, но тут же начинал вилять куцым хвостиком, когда Карл, жалея, гладил его, говорил смешные ласковые слова. Порой он видел пастуха в окружении овец. Нагулявшие за лето достаточно жира, они более предпочитали лежать, чем пастись, и глядели на проходившего короля бессмысленными круглыми глазами.
Карл все шел, пока местность не стала совершенно пустынной. Ему было спокойно, как не бывало уже давно. Ибо его жизнь состояла из постоянной гонки, из опасностей и травли, когда ему приходилось то нападать, то скрываться, ища приюта в случайных убежищах, прибегать ко многим неприятным личинам, постоянно рисковать и спасаться. Поэтому сейчас он радовался этому одиночеству и душевному покою.
Зашел он далеко. Маленький спаниель стал уставать, больше не гонялся за куропатками, плелся следом, а под конец утомленно сел на землю, причем его мордашка даже сложилась в некое подобие кислой мины, что рассмешило короля. Он взял собачку на руки, чтобы дать ей отдохнуть, и пошел назад. Но вскоре понял, что заблудился. Это его не сильно огорчило, ибо он всегда мог сориентироваться по солнцу. И теперь он шел так, что оно светило ему прямо в лицо, поэтому не сразу разглядел небольшую хижину. Ему даже показалось, что дом вырос из-под земли. Правда, Карл тут же понял, что не увидел ее ранее лишь потому, что хижина находилась в небольшой низине и заметить ее можно было лишь с той стороны, с какой он подошел. Это было небольшое каменное строение под поросшей травой дерновой крышей. Она выглядела бы необитаемой, если бы не легкий дымок, струящийся из отверстия в кровле.
Дверь была отворена, и к ней вела узкая, протоптанная в дроке тропинка. Но почему-то у Карла сложилось впечатление, что проем, словно пасть, ухмыляется ему недоброй, темной усмешкой. Он даже остановился, не решаясь приблизиться. Спаниель у него на руках глухо заворчал. Карл тут же понял причину его неудовольствия – на пороге, вытянув лапы, грелся на солнышке большой черный кот. Карл сделал еще несколько шагов и, когда раздался хриплый, шедший словно из-под земли голос, даже вздрогнул.
– Либо заходи, либо убирайся.
Любопытство заставило его войти. После дневного света в темной хижине он ничего не мог разглядеть. Окон здесь не было, а в небольшом очаге хоть и горел огонь, но низко подвешенный над ним на треноге котелок закрывал свет. В домике приятно пахло сушеными травами и ароматом горящего торфа.
В этот миг спаниель на его руках стал вырываться и, когда Карл спустил его, кинулся к кому-то, сидевшему за очагом, и стал радостно поскуливать. Тут Карл заметил склонившуюся к собачке старуху. Поначалу он видел лишь ее голову под темным платком и старческую изуродованную руку, ласкающую спаниеля. Потом она подняла голову, и Карл понял, что хозяйка не так уж и стара. Или все же стара? Ее лицо, хоть изборожденное морщинами, выглядело живым и выразительным. Светящиеся глаза, крючковатый нос, бескровный, тонкий, как шрам, рот, казавшийся запавшим по сравнению с острым выступающим подбородком. Женщина явно зябла – она куталась в темную шаль, а ноги в грубых сабо поставила в теплую золу очага.
Карл шутливо поклонился:
– Добрый день, матушка. Если бы этот зверь не признал вас, я бы подумал, что вас можно испугаться.
Она молча, пристально разглядывала его. И вдруг сказала:
– Мне бы следовало низко поклониться вам, да мои больные кости взвоют в один голос. Так что будьте снисходительны, высокородный господин.
Карл чуть вздрогнул:
– Вы знаете меня?
Она отвела взгляд, пожала плечами.
– От вас исходит сила власти. Хотя одеты вы как обычный человек. – И добавила, поглаживая прильнувшую к ней собачку: – А Спота я лечила этой зимой. Видать, он меня не забыл.
И тут Карл догадался:
– Значит, вы бывали в Сент-Прайори. Выходит, вы и есть та ведьма Мэг, которой покровительствует мисс Рэйчел.
Она глядела на огонь; от этого ее желтые глаза казались прозрачными и словно слепыми.
– Одни называют меня так, другие – иначе. Но я была не так и стара, когда принимала роды у последней жены барона, поэтому, когда та ушла к Богу, я кормила девочку.
Похоже, она чуть улыбнулась.
– Она ведь славная малышка, Рэйчел Робсарт. Совсем другая, чем Ева. – Последние слова она произнесла глухо и печально. И уже совсем тихо добавила: – Но в мире вдвоем им тесно. Бедная Рэч.
Почему-то Карлу стало не по себе от этой фразы. Он продолжал стоять, пока Мэг не проворчала:
– Садись уж, раз пришел. Не дело заставлять стоять почтенного господина.
Она жестом указала ему на низкую трехногую табуретку у стены. Сидеть на ней столь крупному мужчине, как Карл, было неудобно, колени поднялись едва не до плеч, но зато теперь он смог лучше видеть хозяйку и уже не чувствовал себя таким огромным в тесной хижине.
– Зачем пришел? – спросила Мэг. – Хотя вижу – у тебя нет никакой цели. Что ж, я рада и случайному гостю.
Королю было не по себе от ее проницательности. Или она все-таки ведьма? Глупости, только необразованные крестьяне верят в ведьм. Хотя, с другой стороны, она ведь сразу уловила, что он не простой путник.
Карл прокашлялся, почувствовав ком в горле.
– А что, просто так к вам никто не захаживает?
Теперь женщина улыбнулась, почти оскалилась. Карл невольно сделал незаметный старинный знак, предохраняющий от темных сил. Улыбка у Мэг выглядела неприятно.
– Люди уж много лет боятся и чураются меня. Мне дан особый дар от Бога, но они считают, что от дьявола. Хм! Стала бы я помогать им, если бы от дьявола. А так, половина жителей долины побывали у меня со своими бедами. Я всем помогла, но они меня ненавидят. Как и Рэйчел. Я словно наложила свою печать на девочку. Даже в ее доброте они видят что-то таинственное и подозрительное.
Король вспомнил, что и он находил в девушке нечто странное, но умолчал об этом. Он понимал, что местных суеверных жителей должны поражать и странность этой женщины, и таинственность ее молочной дочери. Интересно, сколько же лет Мэг? Если она была кормилицей Рэйчел, то она не так и стара.
– Почему вас не оставили в Сент-Прайори, если вы были кормилицей младшей дочери Робсарта?
– Я сама ушла, – просто ответила она. – Нет у меня силы противостоять давлению камней аббатства. А вот у Рэйчел есть. Она умеет разгонять темноту.
