научно доказать существование Земли Санникова. Мы просим Вас прислать нам несколько Ваших мнений и доказательств о существовании этой загадочной земли. Мы их зачитаем на диспуте от Вашего имени. Мы просим Вас ответить на один вопрос: мог ли в доледниковый период со дна северного моря подняться вулкан, имеющий кратер большой глубины? Вулкан временно прекратил свое действие, а ледник, шедший на север, не мог подняться до краев гор, окаймляющих кратер, и, разделившись, обошел его с двух сторон. Правильны ли мои предположения? Напишите, пожалуйста, ответ. Диспут назначен на 19 число этого месяца.
«Москва. Академия наук. Члену академии В. А. Обручеву.
Многоуважаемый Владимир Афанасьевич!
Позвольте выразить Вам мое восхищение и глубокую благодарность за труд, в результате которого появилась на свет замечательная книга «Земля Санникова». Скажу без преувеличения:
Выходной, 18.VIII.36, и два предыдущих вечера читал без отрыва. Я и до этого интересовался литературой о Севере, но — скажу откровенно — Ваш труд, насколько я могу судить, наиболее сильно действует на волю читателя, пробуждая в ней громадный интерес к исследованию таинственной Земли Санникова, а вместе с ней — всего Севера.
Книга окрыляет молодого читателя энтузиазмом… к исследованию Арктики. И как окрыляет! Сразу готов сесть на машину и полететь в страну льдов, где упорствуют морозы, норд-осты и туманы.
Сегодня — День авиации. На маленьком учебном самолетике У-2 я получил первое «воздушное крещение». Обещаю Вам, дорогой Владимир Афанасьевич, приложить все силы, энергию, весь комсомольский задор к изучению авиационной техники, чтобы уметь летать выше всех, дальше всех и быстрее всех…
Задача не из легких. Мы видим все трудности. Но Советская власть и наша родная Коммунистическая партия создают нашей молодежи все условия, используя которые мы сможем и должны достигнуть осуществления зародившихся в молодости замыслов…
Ваша книга разжигает интересы читателя и обогащает его ценными сведениями.
Заканчивая это, хочется крикнуть: «Север будет освоен и изучен! На Земле Санникова мы все-таки побываем!»
Извините, многоуважаемый Владимир Афанасьевич, за беспокойство. Желаю Вам много, много лет плодотворной работы и жизни. А главное — здоровья!
От всей души благодарный Вам читатель «Земли Санникова» — Афанасий Ефременко.
P. S. Не можете ли посоветовать еще что-нибудь прочесть на эту тему.
Днепрострой, соцгород, Дом инженеров алюмин. завода, комн. № 52».
Каждое новое переиздание «Плутонии» или «Земли Санникова», каждая новая книга вызывали новый поток писем.
Особенно растрогало Обручева письмо из Ташкента, полученное в апреле 1949 года:
«Глубокоуважаемый Владимир Афанасьевич!
Примите глубокое мое к Вам уважение и прежде всего простите за беспокойство.
На днях мне посчастливилось приобрести Вашу книгу «По горам и пустыням Средней Азии». В описании путешествий по Пограничной Джунгарии 1905, 1906 и 1909 гг. упоминается о Вашем проводнике Гайсе Мусине Мухарямове и его сыне Абдубекире.
Простите меня за чисто человеческую слабость, но вторую часть Вашей книги я читал с таким большим чувством и волнением, что по окончании чтения я уже не мог не написать Вам об этом. Дело в том, что я уже, можно сказать, малышом слушал как увлекательную сказку о Ваших путешествиях. Мать моя (дочь Вашего проводника Гайсы), бывало, целыми, вечерами рассказывала, как мой дед водил по «нашим» горам и степям русского профессора и его сыновей, тоже ученых. Разные мелкие и большие эпизоды живут в памяти моей матери до сего дня!
И вот я, внук Гайсы, осмелился и решил выразить Вам от имени наших «старших» благодарность… за что? Да хотя бы за то: с такой Вы теплотой упоминаете (и неоднократно) о простых людях.
Нахожу уместным сообщить, что мой дед, выдав замуж свою среднюю дочь (то есть мою мать) за учителя татарской школы, в 1911 году уехал с своим большим семейством из г. Чугучака и поселился недалеко от Усть-Нарымского на р. Иртыше. Умер в 1924 г. А старший сын его Абдубекир (мой дядя), по- видимому, до сих пор живет там.
Не сочтите, пожалуйста, за нескромность — я очень бы просил Вас, Владимир Афанасьевич, если это можно, прислать мне одну фотографию (копию), где сняты мой дед Гайса или Абдубекир, так как у нас нет.
С сердечной признательностью к Вам, хочется хранить, как семейную реликвию.
На этом кончаю. Простите за беспокойство.
Желаю Вам еще долгих лет здоровья и плодотворной работы!
Три полевых сезона, проведенных с Обручевым, стали буквально поворотным пунктом в жизни Гайсы Мусина.
Уже позже сын его писал: «Отец часто вспоминал, каким он был религиозным фанатиком и темным, отсталым человеком до участия его в работе экспедиции В. А. Обручева. После окончания экспедиции мой отец всех своих детей — мальчиков и девочек — отдал учиться в русскую школу в городе Чугучаке. Раньше мы учились у догматиков-мулл, где учили читать коран и другие священные книги и совершать намаз, то есть мусульманскую молитву во славу ислама и Магомета. Сам отец все реже и реже стал посещать мечеть, бывать у муллы. В нашем доме появились выписанные отцом газеты и журналы, читать которые раньше он нам запрещал. Эти резкие перемены в сознании отца привели его к ссоре с духовными отцами, которые, как известно, стремились, как все «святые отцы мира», держать свою паству, так сказать, в «страхе божьем»…
Этот разрыв с религией, с духовными отцами и стал причиной переезда семьи в Россию. После революции Гайса Мусин вступил в партию, стал председателем колхоза, боролся с кулачеством, не раз был награжден за самоотверженный труд. Все дети его стали образованными людьми…
Во многих судьбах Владимир Афанасьевич Обручев, без преувеличения, сыграл поворотную роль.
Вы помните дневник Евы Самойловны: «Теплое и внимательное отношение к человеку у В. А. проглядывает на каждом шагу. Он совершенно не может оставить без ответа ни одну просьбу».
Молодой человек потерял один глаз, второй — повредил при каком-то химическом опыте. Его приняли на историко-филологический факультет Иркутского университета, а он всю жизнь мечтал о геологии.
Обручев обращается в Иркутск, к своему бывшему аспиранту Евгению Владимировичу Павловскому:
«…он так хочет быть геологом, чуть ли не с детства, и написал мне длинное письмо… Я посылаю его к Вам, он покажет мое письмо; если его глаз все-таки может работать, хотя бы с микроскопом, то нельзя ли перечислить его, жаждущего геологии, опять на геологический. Пусть глазной врач проверит его зрение».
А вот другое письмо — Владимир Афанасьевич пишет совершенно незнакомому ему студенту- медику:
