«Христиане первыми нарушили мир. Ваш враг перед вами. Собирайте ваших воинов и будьте готовы к битве… Пусть ничто не застанет вас врасплох. Будьте выше течения событий. Прежде всего научитесь терпению. Стойко встречайте превратности судьбы… Аллах увенчает победой ваше упорство».
Абд-аль-Кадир созывает большой военный совет и предлагает решить вопрос о возобновлении войны. Совет высказывается за войну. «Пусть будет так, — говорит эмир, — но клянитесь мне на священной книге Аллаха, что до тех пор, пока я буду возглавлять джихад, вы не покинете меня». Шейхи и вожди приносят торжественную клятву. 18 ноября 1839 года Абд-аль-Кадир оповещает маршала Вале о начале военных действий, предлагая ему во избежание гибели мирных французских переселенцев укрыть их в городах. Письмо заканчивалось словами: «Готовьтесь. Все мусульмане поднялись на священную войну. Что бы ни случилось, вы не можете обвинять меня в вероломстве. Мое сердце чисто, и вы никогда не увидите меня поступающим противно справедливости».
Генерал-губернатор уверен в своих силах. В Алжире сосредоточено 60 тысяч французских солдат. За годы перемирия было улучшено военное снаряжение армии применительно к алжирским условиям: облегчена солдатская амуниция, артиллерия усилена легкими полевыми орудиями, кремневые ружья заменены ударными, входит в употребление нарезной карабин. В городах были созданы крупные склады продовольствия и фуража. Еще до начала войны французы тайком договорились о союзе с некоторыми племенами махзен.
Но всех этих преимуществ оказывается недостаточным для «молниеносной победы», на которую рассчитывал маршал Вале. В первые месяцы войны арабы почти все время сохраняют военное превосходство. В конце 1839 года племя хаджутрв вторгается в провинцию Алжир с запада, а кабилы во главе с Бен Салемом — с востока. Равнина Митиджа, откуда портовые города получают продовольствие, полностью освобождена от колонистов. За несколько недель войска Абд-аль-Кадира занимают почти всю Оранию и провинцию Титтери. Французские отряды безуспешно пытаются восстановить связь между городами, которые блокированы арабами.
Весной 1840 года в Алжир прибывают новые войсковые подкрепления из Франции. Положение эмира ухудшается. Маршал Вале собирает все свои воинские силы у Блиды и направляется с ними к Медее. В ущелье Музаиа и в лесу Мулай-Исмаил происходит крупное сражение, которое приносит победу французам. Вале захватывает города Медею и Милиану, население которых бежит к Абд-аль-Кадиру.
Незадолго до этого войско его халифа Бу Азуза попадает в засаду, устроенную у Бискры шейхом Бен Ганой, который был подкуплен французами. Бен Гана приказывает отрезать у пленных и убитых арабов пятьсот ушей и посылает эти трофеи французскому генералу. Шейх получает в награду 25 тысяч франков и орден Почетного легиона. Так поощряется предательство. Так зверство выдается за доблесть.
Абд-аль-Кадир все еще пытается побудить французов вести честную игру. Он предлагает маршалу Вале вступить в сражение, исход которого решит судьбу страны. Пусть только французы разрешат ему закупить оружие, и он поведет на битву лишь половину своего войска. Рыцарский вызов эмира остается, конечно, без ответа.
Тогда Абд-аль-Кадир рассредоточивает свою армию на небольшие отряды и окончательно переходит к тактике партизанской войны. Боевой опыт убедил эмира в том, что его войску, вооруженному устаревшими ружьями и почти лишенному артиллерии, недоступна победа в крупных сражениях с противником, оснащенным самой передовой для того времени военной техникой. Он направляет своим халифам приказы с изложением тактических приемов, которым нужно следовать в войне с французами — засады, фланговые атаки, нападение на арьергардные отряды и обозы. То есть те же самые приемы, которые с таким успехом применяли испанские и русские партизаны в период наполеоновских войн.
Французское командование не может противопоставить ничего равноценного этой тактике. Отряды эмира остаются неуязвимыми для колониальной армии. Французский офицер сокрушается по этому поводу: «С немногочисленными всадниками, благодаря отличному знанию страны и влиянию на арабов он, несмотря на имеющиеся у нас крупные силы, всегда ускользает от ударов. Мы заняты лишь тем, что стараемся помешать уйти к Абд-аль-Кадиру».
К середине 1840 года Абд-аль-Кадир вновь становится хозяином положения в большинстве районов Алжира. Города, занятые французами, отрезаны отрядами эмира от сельской местности, которая до этого снабжала их продовольствием. Связь между ними возможна только при помощи крупных войсковых колонн, которые в пути теряют до половины своего состава. Французы вымирают от голода и болезней. По свидетельству современника, в октябре 1840 года из полуторатысячного гарнизона Милианы 750 человек умерли от истощения и болезней, 500 содержались в госпитале, а «оставшиеся превратились в едва передвигающиеся скелеты, которые с большим трудом удерживали свои ружья».
Абд-аль-Кадир создал для колонизаторов невыносимую обстановку. Как и накануне заключения Тафнского договора, господство Франции в Алжире оказалось под серьезной угрозой. «Но тут, — пишет французский историк М. Вале, — со вступлением в министерство Гизо генерал-губернатором был назначен Бюжо. Он первый вносит в африканскую войну правильный метод».
Птица на шее
Правильный метод Бюжо
«Приятно находиться на корабле во время бури, когда знаешь, что не погибнешь!» Франсуа Гизо избрал эти слова французского мыслителя XVII века Блеза Паскаля эпиграфом для своего памфлета «О правительстве Франции», изданном в 1820 году. Знаменитый буржуазный историк, который одним из первых в Европе взял за исходный пункт своих научных изысканий борьбу классов, тогда бодро смотрел в будущее. Дворянство, главный в то время враг буржуазии, было обречено. Молодой и напористый капитализм повсюду вытеснял прежние общественные связи и традиции. Случавшиеся все еще бури лишь взбадривали его капитанов. Они были уверены в том, что корабль неуязвим и идет правильным курсом. Последние феодальные препоны будут преодолены, разлагающиеся остатки старого общества уничтожены. «Сильный поглощает слабого, и это справедливо», — писал Гизо.
Такова была «логика истории», вытекавшая из буржуазного понимания классовой борьбы и — в пределах борьбы буржуазии против дворянства — совпадавшая с действительным направлением исторического развития. За этими пределами совпадение кончалось. За ними начинали действовать иные законы классовой борьбы, вызванные к жизни ростом пролетариата и не укладывавшиеся в буржуазную «логику истории». Здесь буржуа из воинственного оптимиста превращался в трусливого миротворца. Напуганный революцией 1848 года. Гизо восклицает: «Внутренний мир, мир между различными классами граждан, социальный мир! Это — самая важная потребность Франции, это — крик о спасении!»
Оптимизм и воинственность возвращались к буржуазии на том поле битвы, которое простиралось за границами капиталистического мира. Там, где ее противником выступали социальные силы — феодалы и крестьянство, — над которыми во Франции капитал уже утвердил свое господство. Противник маломощный и подтачиваемый внутренними раздорами. Победа над ним обеспечена. Она исторически логична и законосообразна. На этот счет у буржуа нет никаких сомнений. Если внутри буржуазного общества в середине XIX века уже произошли социальные потрясения, показавшие возможность его гибели, то вне его для капитала ничто еще не предвещало крушения. Впереди был всемирный триумф колониализма. Буржуазия тем настойчивей рвалась к нему, что надеялась с его помощью ослабить атаки своего «домашнего врага» — пролетариата. Колонии были призваны обеспечить «социальный мир» метрополиям.
Гизо, который с 1840 по 1848 год руководил французской политикой, всемерно пытался установить «классовый мир» во Франции и всячески поощрял захватническую войну в Алжире. В этот период на алжирскую войну были выделены сотни миллионов франков; численность оккупационной армии была доведена до 120 тысяч человек. В Алжир были направлены самые способные французские офицеры.
