Все эти меры усиливают французскую армию, но коренного перелома в войне не происходит. Партизанская тактика тогда лишь бывает вполне успешной, когда она опирается на поддержку местного населения. Французы такой поддержки не имели. Завербованные во французскую армию арабы были ненадежны: многие из них, получив оружие, бежали к Абд-аль-Кадиру. Изнурительные марши быстро выводили из строя солдат «летучих колонн», не привычных к местному климату. Лишения и болезни постоянно подтачивали боеспособность французской армии. В конце 1841 года Бюжо доносил в Париж, что едва ли и половина его войска годна к активным боевым действиям.
Генерал-губернатор пробует склонить Абд-аль-Кадира к капитуляции, обещая отправить его в Мекку или в любой другой аравийский город и предоставить ему крупную пожизненную пенсию. При этом Бюжо толкует о бесчеловечности войны и ссылается на постановление Совета улемов тунисского города Кайруана, крупнейшего мусульманского центра в Северной Африке. Это постановление, принятое в результате интриг французской дипломатии, гласило, что если победа в «священной войне» становится безнадежной, то мусульмане «могут согласиться жить под христианским управлением при условии сохранения их религии и уважения к их женам и дочерям».
Абд-аль-Кадир отвечает на это.
«Ты снова убеждаешь меня прекратить войну, которую, по твоим словам, осуждает моя религия и законы человечности. Что касается религии и того, что она предписывает и запрещает, то не дело христианина толковать Коран мусульманину. Что касается человечности, то ты бы лучше побудил французов исполнять на деле то, что они проповедуют. Кто, я спрашиваю тебя, кто величайшие нарушители человеческих законов? Те, чьи армии вторглись в земли арабов и принесли разрушение и опустошение людям, которые никогда не делали им никакого вреда, или те, кто борется, чтобы изгнать этих неправедных захватчиков и освободить свою страну от иноземного ига?
Не пытайся соблазнять меня золотом, которое твой король даст мне, если я приму твое предложение… Ни страх, ни корысть не свернут меня с пути Бога, которым я следую, борясь против порабощения моей страны. Если ты хочешь окончить войну, сделай разумное предложение, и я буду готов выслушать его».
Борьба продолжается. Бюжо усиливает натиск. 1 февраля 1842 года колонна под командованием генерала Бедо захватывает Тлемсен, который становится одним из опорных пунктов французской армии в Западном Алжире. В это же время Абд-аль-Кадир появляется вдруг в центре страны и осаждает Милиану. На помощь гарнизону из города Алжира спешит «летучая колонна». Завязывается бой, который длится два дня. Измотав в нем противника, эмир со своим войском внезапно исчезает. Обессиленные французы не в состоянии его преследовать.
Через два дня Бюжо получает известие о том, что эмир вторгся в долину Митиджу и громит поселения колонистов. Арабская конница появляется у стен Алжира. Высланные против нее войска несколько дней в изнурительном марше преследуют ее, но оказывается, что это лишь обманный маневр эмира, который тем временем со своими главными силами перевалил Атлас и ушел в Сахару.
Бюжо все шире применяет свой метод палача. Везде льется кровь мирных жителей. Вся страна в зареве пожарищ. «Повсюду невиданная жестокость, казни, — пишет очевидец, — которые по хладнокровно отданному приказу хладнокровно приводятся в исполнение: людей расстреливают, крошат саблями лишь за то, что они указали на пустую силосную яму».
Зверства колонизаторов не ожесточили сердце Абд-аль-Кадира. Он запрещает своим воинам следовать примеру врага. Эмир всегда оставался самим собой, сохраняя человечность в условиях, которые вынуждали быть бесчеловечным. Он не принадлежал к числу тех заскорузлых душ, которые поддаются давлению обстоятельств и изменяют самим себе.
«В худшие свои дни он выглядел так же, как в дни процветания, — писал Барест, — поэтому в глазах арабов он всегда был на высоте и после поражения легко мог восстанавливать свое положение».
Абд-аль-Кадир отпускает всех фрунцузских специалистов, служивших у него, сопроводив их охраной и выплатив им сполна по контракту, хотя они успели выполнить меньше половины договорных работ. В мае 1842 года эмир освобождает всех французских пленных. Маршал Сент-Арно пишет: «Абд-аль-Кадир передал нам без всяких условий и без обмена всех наших пленных. Он заявил им: «Мне нечем вас кормить, я не хочу вас убивать и отпускаю на свободу». Для варвара это прекрасный жест».
Сам просвещенный маршал прославился жестами совсем иного свойства. Вот один из них, засвидетельствованный очевидцем Э. Готье в книге «Расследование событий в пещерах Дахра». В августе 1845 года Сент-Арно замуровал в этих пещерах 1500 местных жителей, среди которых было много женщин и детей. «Он сделал все возможное для того, — пишет Готье, — чтобы не ускользнула ни одна из его жертв. Никто не спускался в пещеры, никто… кроме меня. В секретном донесении я все изложил маршалу просто, без зловещей поэзии или красочных описаний».
Массовые избиения алжирцев не приносят желанного успеха. Народ остается непокоренным. Чтобы поставить колонизацию на прочную основу, террор сопровождается социально-экономическими мерами. Бюжо проводит колониальную политику под девизом «мечом и плугом». Всеми возможными способами он поощряет европейскую иммиграцию. За время его губернаторства число европейцев в Алжире увеличилось до 110 тысяч. В ноябре 1840 года объявляется о конфискации земель, принадлежащих арабам, которые ведут вооруженную борьбу против Франции. Затем издаются постановления, отчуждающие «незастроенные земли», владение которыми не удостоверено купчими бумагами. У племен же никогда таких бумаг не было, они владели землей по обычному праву. У арабов отнимают плодородные долины Митиджу, Бон и Оран, которые передаются европейским колонистам.
Маршал Бюжо заводит военные поселения. Чтобы закрепить солдат в Алжире, он предлагает выдать за них замуж проституток, вывезенных из Франции и наделенных приданым. В колонию направляются большие партии уголовников и безработных. Хозяйственное освоение Алжира происходит очень медленно. Земледелием занимается менее четверти европейских поселенцев. Большинство едет сюда в поисках легкой жизни, Европейцы живут замкнутой общиной, которая все еще не может служить колониальной власти для установления социального контроля над коренным населением страны.
Бюжо заимствует в своей «туземной политике» методы управления, принятые в государстве Абд- аль-Кадира. Он предлагает французским офицерам и чиновникам использовать местные обычаи и опираться на племенных шейхов, «надлежащим образом подкупленных». Бюжо расширяет власть Арабских бюро, образованных еще губернатором Клозелем и составляющих основу колониальной администрации. Современные французские авторы Коллет и Франсис Жансон пишут в книге «Алжир вне закона»: «Эти бюро прежде всего должны докладывать о жизни и настроениях племен; офицеры их обязаны контролировать вождей, вмешиваться во взаимоотношения между европейцами и мусульманами, заниматься пошлинами, руководить экспедициями, восстанавливать и развивать класс крестьянства, пытаться, наконец, заменить личной собственностью общинное землевладение племен, наиболее распространенное на равнинах. От офицеров Арабских бюро требовалось, следовательно, чтобы они были военными, администраторами, судьями, техническими советниками и сверх того психологами».
Требования, заведомо не осуществимые. Офицеры Арабских бюро исправно выполняли лишь две задачи: личное обогащение и продвижение по службе. «Место начальника даже самого маленького Арабского бюро, — говорит участник алжирской кампании Эркман-Шатриан, — это отличное место, особенно в отношении налогов. Любой младший лейтенант, которого вконец разорили карты, роскошь и дурные привычки, быстро покроет свои долги, если ему посчастливится получить назначение в одно из Арабских бюро».
Но даже если офицер одержим благими намерениями, ему не под силу претворить их в жизнь. У него нет ни опыта, ни знаний для того, чтобы стать хотя бы толковым администратором. Единственное, что остается ему, — это тешить свое тщеславие теми возможностями, которые дает абсолютная власть над «туземцами».
«Этому юноше, — пишет историк Эскер, — не имеющему никакого опыта, доверяют сразу же, без всякой подготовки судьбу многих тысяч арабов, людей ему чуждых, язык которых ему незнаком, чьи нравы ему неизвестны, о которых он ничего, кроме их имени, не знает… Я король, — говорит один из них, — я пользуюсь безграничной свободой, большие племена не признают никакой власти, кроме моей».
Сеть Арабских бюро, организованная Бюжо, и в последующие годы не вросла в социально- экономическую структуру Алжира, как то мыслилось маршалом. Это была скорей военно-политическая
