Приобретенный здесь опыт «умиротворения» алжирцев они затем с успехом используют — в, этом еще одно достоинство колониализма для буржуазии — в водворении «социального мира» в метрополии, подавляя революцию 1848 года и громя Парижскую коммуну в 1871 году. Генерал Бюжо, назначенный губернатором Алжира, впоследствии похваляется, что он «не знал поражений ни на поле сражений, ни во время восстаний».
Итак, период колебаний и сомнений остался позади. С государством Абд-аль-Кадира решено покончить раз и навсегда. «Нужно, чтобы французский флаг развевался над этой землей, — заявил Бюжо, вступая в должность алжирского генерал-губернатора, — я буду пламенным колонизатором».
Колониальным рвением отличались и предшественники генерала. Но у них не было ни системы колонизации, ни продуманной тактики колониальной войны. Бюжо первым стал проводить планомерную оккупацию. Он ввел в систему беспорядочные в прошлом набеги на племена. Он внес в войну метод «выжженной земли», применяемый последовательно и неуклонно. Бюжо направил главный удар в самое уязвимое место: «Единственные интересы, которые можно у них затронуть, — это земледельческие. Поэтому нужно постоянно пользоваться этим обстоятельством».
Напутствуя перед очередным набегом своих офицеров, Бюжо, произведенный в ходе войны в маршалы, внушал: «Войну, которую мы начинаем, мы будем вести не с помощью ружей; лишив арабов плодов, которые им приносит земля, мы сможем покончить с ними. Итак, выступайте в поход на пшеницу и ячмень».
О том, как завершается каждый такой поход, рассказывает капитан Леблонк де Пребоа:
«Представьте себе колонну войск, которая обрушивается на племя, не оказывающее ни малейшего сопротивления. Колонна захватывает несколько сот спрятавшихся в кустах женщин, стариков и голых детей… Их собирают в стадо, как скот, а некоторых женщин даже убивают, принимая их по сходству костюмов за мужчин. Дополните себе эту картину оглушительным мычанием и блеянием сгоняемого скота и видом солдат, варящих себе пищу среди окровавленных остатков массы перебитых ими животных. Все это оканчивается отступлением колонны, влекущей за собой несчастных женщин, обремененных двумя-тремя детьми — маленькие из них несутся на руках, а более взрослые идут пешком, еле передвигая ноги и испуская раздирающие душу крики».
И так повсюду. Опустошаются огромные области. Истребляются целые племена. Даже те, которые изъявляют готовность подчиниться. Никому нет пощады. Жестокой экзекуции подвергается вся страна, весь народ. Это — война на уничтожение.
Участник алжирской кампании, маршал Сент-Арно подробно описал эту войну в письмах своей семье, изданных затем книгой. В апреле 1842 года он сообщает:
«Край, где живет племя бени-менасер, великолепен, один из богатейших краев, виденных мной в Африке. Кучно теснятся деревни и дома. Мы все сожгли, все разрушили. О война, война! Сколько женщин и детей, скрывавшихся среди Атласских гор, умерли там от холода и лишений…»
В октябре того же года Сент-Арно «умиротворяет» уже другой край:
«В то время как пламя и дым бушуют вокруг меня среди пейзажа, напоминающего мне миниатюрный Пфальц, я думаю о вас всех и пишу тебе. Ты оставил меня среди бразов, я сжег их и разорил. Теперь я у сингадов, та же картина, но в еще больших масштабах — здесь богатейшая житница… Ко мне привели коня в знак покорности. Я не принял посланцев, требуя полного подчинения, я принялся все жечь».
Это не было уничтожение ради уничтожения, а колонизаторы не были некими «демонами разрушения», одним из которых, — это заметно по тону писем, — хотел бы выглядеть доблестный маршал. Завоеватели истребляли лишь то, что не могли или не хотели унести с собой. Низменная корысть двигала ими, жажда добычи заставляла их совершать новые набеги. Другой участник войны, Д’Эриссон, свидетельствует:
«Наш самый удачный набег на племя улед-наил принес нам 25 тысяч баранов и 600 верблюдов, навьюченных добычей. Каждый солдат должен был получить только лишь в счет причитающейся ему части добычи примерно 25 или 30 франков. Но генерал предпочел забрать почти все себе».
Никакого сожаления о содеянном. Никаких угрызений совести. Только жестокость, тщеславие, алчность. Различия в политических взглядах не имеют ни малейшего значения. «Они совершенно открыто выжигали страну и уничтожали противника без каких-либо тирад о человечности, — пишет современный французский историк Ш. А. Жюльен. — Все они гордились этим независимо от того, были ли они роялистами, республиканцами или бонапартистами».
Сам Бюжо задает тон всей алжирской кампании. По словам одного из его подчиненных, «нашим хозяином был маршал Бюжо; он стоил всех других, вместе взятых». Бюжо отнюдь не действовал на свой страх и риск. Его деятельность поддерживалась правящими кругами Франции. Его метод был одобрен правительством. Маршал не только не скрывал от начальства того, что происходило в Алжире, но даже и сетовал на недостаточность своих усилий, ограниченных, по его мнению, недостатком средств. В докладе военному министру он пишет об одном из карательных рейдов:
«Более 50 прекрасных деревень, дома которых построены из камня и крыты черепицей, было разгромлено и разрушено. Наши солдаты захватили там значительные трофеи. В разгар боя мы не могли заниматься вырубкой деревьев. К тому же это превышало наши силы. Даже двадцать тысяч человек, вооруженных хорошими топорами, не смогли бы вырубить за полгода оливковые и фиговые деревья, покрывавшие все пространство, расстилавшееся перед нами».
Уже в первые месяцы 1841 года благодаря новой тактике колонизаторы добиваются крупных успехов в покорении страны. Население опустошенных набегами районов прекращает сопротивление. Племена, обескровленные колониальным террором, заявляют о своем признании французской власти. Государство Абд-аль-Кадира распадается. Французская армия, разделенная Бюжо на несколько колонн, сокрушает оборонительные линии, созданные эмиром. Французы без особого труда захватывают арабские крепости, не защищенные артиллерией. 26 мая 1841 года колонизаторы вступают в Текедемпт и подвергают его полному разрушению. После их ухода от крепости остаются лишь развалины, усыпанные листами рукописей из библиотеки эмира, разгромленной французами. 30 мая колонна, возглавляемая генералом Ламорисьером, занимает Маскару. Генерал устраивает здесь свою штаб-квартиру и разоряет родное племя Абд-аль-Кадира хашим, обитающее в окрестностях города. Завийя, в которой обучался эмир, сровнена с землей. Его родовое поместье разграблено.
За несколько месяцев французы уничтожили почти все, что с таким трудом было создано Абд-аль- Кадиром: крепости, склады, мастерские, школы. Бюжо утверждает в своих донесениях правительству, что в ближайшем будущем завоевание будет успешно завершено. Казалось, новый метод оправдал все расчеты его творца. Казалось, с сопротивлением эмира покончено.
Но это только казалось. Как не раз бывало в прошлом, очень скоро обнаружилось, что новые захваты лишь осложнили положение оккупационной армии. Французы продолжают оставаться во враждебном окружении, с той только разницей, что теперь им приходится затрачивать больше сил на содержание дополнительных гарнизонов во вновь захваченных городах. В сельской местности почти повсюду господствуют отряды Абд-аль-Кадира. Большинство населения явно или тайно помогает ему. Генерал Ламорисьер жалуется, что он вынужден снова и снова завоевывать, казалось бы, уже покоренные районы.
Абд-аль-Кадир не дает ни дня покоя колонизаторам. Он появляется со своими отрядами в самых неожиданных местах, изматывая французскую армию внезапными нападениями. Боевой дух Абд-аль-Кадира не сломлен поражениями. Он уверен в своих силах и твердо надеется на конечную победу. В письме Бюжо эмир так рисует исход войны:
«Когда твоя армия будет наступать, мы отступим. Затем она будет вынуждена отступить, и мы вернемся. Мы будем сражаться, когда это будет нужно нам. Ты знаешь, мы не трусы. Но мы и не безумцы, чтобы подставлять себя под удары твоей армии. Мы будем ее утомлять, терзать, уничтожать по частям, а климат довершит остальное».
Бюжо пытается перенять партизанскую тактику арабов. Он организует «летучие колонны», лишенные обоза и действующие самостоятельно, в зависимости от местных условий. Увеличивается число постоянных постов в арабских селениях, укрепляются заградительные кордоны близ городов и поселков французских колонистов. Для того чтобы вовлечь больше арабов в войну против Абд-аль-Кадира, повышается жалованье спаги — «туземной кавалерии».
