Когда капитан решил передохнуть, Мрачек сообщил, что через три-четыре дня доставит ему двух человек для переброски в Словакию.
— Нужно торопиться, — заметил капитан. — Полковник Голян требует людей.
Потом капитан, как это и предвидел Обермейер, высказал желание побывать в столице. У него есть несколько адресов надежных людей, от которых можно получить дополнительную помощь, совет, средства. По его мнению, полицейский режим сейчас несколько ослабел и посещение столицы не вызовет осложнений.
Мрачек возразил:
— Вы рассуждаете немного упрощенно, господин капитан. И я полагаю, что генерал Ингр сочтет меня безнадежным идиотом, если я поддержу ваше намерение. Видимо, вам безразлично, где находиться — здесь или во дворце Печека. Но в таком случае делайте это без моего участия. Я умываю руки.
Разница в звании и в возрасте сыграла свою роль.
— Можете не сомневаться во мне, — поспешил заверить капитан. — Пока мы не отправим людей, я не сделаю ни одного рискованного шага. Да и после этого срока ничего не предприму без совета с вами.
Уже стемнело и упали первые капли дождя, когда Блажек и Мрачек покинули капитана. В Праге Мрачек спросил:
— Итак, вы считаете допустимым, если я явлюсь домой?
— Не только считаю допустимым, но сейчас лично доставлю вас туда. Вы теперь совершенно легальный человек.
Мрачек заволновался.
— Не представляю себе этой картины! Они, наверное, давно похоронили меня. Столько времени прошло.
— Тем радостнее будет встреча, — сказал Блажек. — И вам, мне кажется, не стыдно возвращаться в родной дом.
Глава шестнадцатая
Разнеженные на утреннем июльском солнце, широко раскинулись хвойные леса Брдо.
На высокой, открытой северным ветрам поляне в чистом теплом воздухе полоскалось ярко-алое полотнище — знамя партизан.
Нынешние хозяева лесов уже давно не спали. Слышны были перестук топоров, повизгивание поперечных пил и дружные голоса. Партизаны таскали толстые двухметровые бревна и сваливали их в одном месте. Специальный отряд под командованием капитана Глушанина готовил новую лесную стоянку.
Обнаженные до пояса партизаны колунами раскалывали бревна, другие вгоняли их в землю: строилось помещение для содержания пленных и арестованных. Пахло смолой и дымком.
Возле большого шалаша сидели четверо: командир отряда капитан Глушанин, его помощник Слива, комиссар отряда Морава и доставленный с озерных островов штурмбаннфюрер СС Зейдлиц.
После продолжительного молчания гестаповец на поставленный ему вопрос ответил вопросом:
— Что меня ждет?
Допрос вел Глушанин, прилично владевший немецким языком. Он внимательно оглядел штурмбаннфюрера и спросил:
— А вы что думаете по этому поводу?
Зейдлиц полагал, что ему вполне можно сохранить жизнь.
— Не обещаю, — заметил Глушанин.
«Жить ты не имеешь права, — подумал он. — Все, что ты заслужил, — это позорную смерть на виселице».
Зейдлиц перевел взгляд со Сливы на Мораву, потом на Глушанина. Что-то было в лице русского, что заставило Зейдлица втянуть голову в плечи.
Зейдлиц был невысок, но коренаст, с длинными не по росту руками. Крупная голова его была наголо острижена. Маленькие глаза глядели цепко и подозрительно. Он мог, не мигая, подолгу смотреть в лицо собеседника — не в глаза, а в надбровные дуги. Большие настороженные уши с приросшими мочками вызывали острое чувство неприязни.
— Но вы нам расскажете все, — проговорил Глушанин, — как это уже сделал ваш подручный Крузе. Расскажете хотя бы потому, что надеетесь спасти свою жизнь.
Зейдлиц промолчал. Муха с золотистым брюшком ползала по его каменным щекам, по уху, по носу, а он даже не пытался согнать ее. Этот мастер по производству трупов сам казался бесчувственным, как труп.
— Ну? — спросил Глушанин.
Зейдлиц кашлянул и положил ладони на колени. В глазах его зажглось что-то живое, он медленно раскрыл рот.
— Другого выхода для себя я не вижу, — сказал он.
О себе Зейдлиц показал следующее. В течение шести лет работает под руководством штандартенфюрера фон Термица. В сорок втором году вместе с тем же Термицем он около полугода развивал свою деятельность в оккупированной фашистами Белоруссии. Потом с ним же был в Румынии, а в начале прошлого года попал в Прагу. В гестапо служит давно — с тридцать пятого года. На островах он возглавлял вербовочный пункт, строго засекреченный, значившийся под литером «Дубль ост». И если уж он рассказал об этом, то надо быть последовательным и раскрыть все до самого конца. Задачи пункта? Они очень ясны. Чешские патриоты активизируют борьбу против германской оккупационной администрации. Надо принимать контрмеры. По личному поручению штандартенфюрера фон Термица Зейдлиц вел наблюдение за определенным контингентом лиц, изучал их, конспиративно, похищал, перевозил на острова и ставил перед ними дилемму: или — или.
— Как это понять? Расшифруйте.
— Или сотрудничество с гестапо, или смерть, — спокойно пояснил Зейдлиц.
— Сколько человек вы уничтожили?
— Боюсь ошибиться. Думаю, что не меньше сотни.
Партизаны переглянулись. Холодок пробежал по спине Глушанина.
— Чьи трупы сложены в подвале? — спросил он.
— Трупы тех, с кем при жизни мы не нашли общего языка.
Лицо капитана Моравы покраснело от гнева. Глушанин продолжал допрос:
— Но были и такие, с которыми вы находили общий язык?
— Да, были.
— Много?
— Не слишком.
— Точнее?
— Не больше десяти человек. На некоторых из них мы завели досье.
Глушанин поднял крышку чемодана, стоявшего у его ног, и извлек перевязанную шпагатом стопку желтых папок, тщательно подшитых и помеченных кличками.
— Вот эти? — спросил он Зейдлица.
— Да.
Глушанин открыл первую папку. Под кличкой «Консул» значился Рудольф Гоуска, представитель фирмы «Колбен-Данек». Во второй папке, под кличкой «Леопольд» — Соботка Петр, священник римско- католической церкви. В третьей — Грабец Генрих, коммунист, имевший кличку «Факел». За ними шел Тука Арнольд — «Крез» и наконец Перец Людвиг — «Барометр».
В каждом досье были указаны адреса предателей, места встреч с ними, условия связи и способы
