— Почему у тебя так резко изменился голос, Алекс? Чем тебя напугал этот детектив?
— Он меня не напугал. Просто я… волновалась за Майка. Мы говорили о Майке Чэпмене. Никто не видел его с тех пор, как он ушел за Эндрю Триппингом. Мерсер тоже беспокоится.
Хойт схватил меня за волосы и ударил головой о приборную доску.
— Ложь тебе не поможет, Алекс, ты сама знаешь. Я слышал, как ты назвала имя Фабиана. Почему вы заговорили о нем?
Я не ответила. Грэм Хойт был тем самым недостающим звеном между двумя убийствами — Маккуин Рэнсом и Пэйдж Воллис.
— Наверно, твой приятель сообщил тебе что-то необычное. Надень-ка пока эту веревку, а потом расскажешь мне, что произошло.
Он опустил веревку, и я неловко просунула ноги в петлю. Я хорошо плаваю, но со связанными ногами сразу пойду на дно.
— Сначала я хотел надеть ее тебе на шею, но если после аварии один из нас выживет, — а один точно выживет, — мне придется объяснять, откуда у тебя на горле ссадины.
Хойт дернул конец веревки и крепко затянул ее вокруг моих лодыжек. Когда он рывком подтащил меня поближе, я ударилась головой о дно.
Руки у меня были свободны, и я подумала, что можно попробовать ударить его снизу и столкнуть за борт. Но веревка сковывала движения, а Хойт, хотя и был ниже меня ростом, выглядел сильным и решительным.
— Так о чем вы беседовали с мистером Уоллесом? Наверно, о фотографии, а также о мальчике, например, Фабиане Рэнсоме?
Я молчала, не зная, какого ответа ждет от меня Хойт.
— Самое время говорить. — Он ударил меня ногой в бок. — В суде у тебя никогда не было проблем с речью.
Я посмотрела на него. Разрозненные мозаики складывались в единую картину.
— Значит, это ты платил адвокатам Тиффани Гаттс. И это тебя она боялась, когда говорила, что ее убьют, если она что-нибудь расскажет.
Хойт проскочил между несколькими небольшими шлюпками и паромом, с трудом пробрался среди многочисленных судов и повел лодку мимо Бэттери-парк, приближаясь к южной оконечности Манхэттена.
Я уже видела впереди статую Свободы, ярко-зеленую в лучах солнца. Воздев к небу факел, она словно шагала по волнам. Она парила над гаванью, приветствуя толпы «сбившихся в кучу, отверженных и бездомных людей», но ее «кроткие» глаза, о которых писала Эмма Лазарус, [25] не видели моего отчаянного положения.
Я вспомнила изображение статуи Свободы на «двойном орле». Неужели я умру из-за никчемной двадцатидолларовой монеты?
Хойт вырулил туда, где было поменьше лодок, и мы вернулись к разговору.
— Чего ты добиваешься? — спросила я. — Вы с Робелоном ищете одно и то же, верно?
— Не отвлекайся на досужие размышления, Алекс. Наслаждайся видом.
— Теперь я понимаю, какую роль сыграла Тиффани. Она и Кевин Бессемер. На кого работал Спайк Логан? Кто из вас подослал ко мне этого мерзавца?
— Будь поуважительней к мертвецам.
Я взглянула на Хойта.
— Море — коварное место, Алекс. Я сказал Спайку, что утром после шторма подберу его на лодке у Стоунволл-бич. Перебираясь ко мне в лодку, он потерял равновесие. Я пытался достать его с помощью якоря, но… к несчастью, промахнулся.
Наверно, это случилось незадолго до того, как я увидела Хойта на «Пирате» в Менемше.
— Почему ты его убил? Он не принес тебе то, за чем ты его послал? — медленно проговорила я, пытаясь в уме сопоставить события. — Ты убил его, потому что он должен был найти какую-то вещь, которая, как вы думали, находится у меня?
— Пэйдж выдала тебя, Алекс. Перед самой смертью. Я знаю, что она у тебя.
Я отчетливо видела венец на голове Свободы, семь лучей которого символизируют семь мировых океанов и континентов.
— Это неправда, Грэм. Она мне ничего не присылала. Я не…
Он снова ударил меня ногой в бок.
— Мне надоело твое вранье. Хватит отпираться. Пэйдж не хотела умирать, Алекс. Очень не хотела. Она умоляла ее пощадить, ползала на коленях по цементному полу. Я дал ей шанс, и она сказала, что отправила это тебе. Помоги мне, Алекс. — Хойт коснулся моей головы мыском ботинка. — Помоги себе.
— Что «это», Грэм? — взмолилась я. — Как я могу тебе ответить, если даже не знаю, о чем ты говоришь?
Мы были уже рядом с островом Бедло[26] и огибали звездообразный фундамент Форта Вуд, на котором покоится монумент Свободы. Я с завистью смотрела на разбитые оковы у ног статуи — она избавилась от тирании, а меня продолжал удерживать простой кусок веревки.
Я попробовала еще раз.
— Монета. Ты ищешь «двойного орла»?
— Уже нет, Алекс.
Я уронила голову на руки, пытаясь собраться с мыслями. Я подумала о фотографии Куини с сыном Триппинга, сделанной незадолго до ее смерти.
— Ты взял с собой Даллеса, когда убил Маккуин Рэнсом? Поэтому тебе…
Статуя Свободы осталась позади, и Хойт на полном ходу мчался к Верхней бухте в сторону Стейтен- айленд. Если он повернет налево, под мост Верразано, и выйдет в океан, берег исчезнет из виду так же быстро, как и моя надежда что-либо понять.
— Не говори глупости, Алекс. Ты знаешь, как я отношусь к детям. Я брал его только в качестве приманки, чтобы старуха размякла и оттаяла, вспомнив о своем мальчишке. Я подумал, что она вполне может поделиться со мной своим сокровищем, все равно для нее оно было совершенно бесполезно. После того как мы несколько раз навестили ее с Даллесом, Куини сама пообещала мне отдать монету. Я оплачивал часть ее расходов. Подыскал ей хорошую квартирку. Даллес вел себя как ангел. Но однажды я отослал его в машину и…
— И Куини передумала?
— Старая дура. Она заключила сделку, а потом стала отнекиваться. Наверно, почуяла неладное.
— Значит, Кевин и Тиффани стали просто козлами отпущения. Ты послал их в квартиру Куини, чтобы свалить на них ограбление — или убийство.
— В каждой игре есть запасные, Алекс. Я не собирался убивать Куини. Зачем? Она приносила мне пользу. Я сделал крупный вклад в Шомбургский центр только для того, чтобы устроить постоянную выставку ее фотографий.
Пожертвование в детские фонды и местные музеи. Хойт был тем проворовавшимся адвокатом, о котором Джастин Фельдман говорил мне во время перелета на Виньярд. Теперь Хойт дошел до того, что стал убивать людей, надеясь один раз выиграть по-крупному и спасти свою шкуру.
— Значит, «двойной орел» у тебя, — сказала я, — и теперь нужно только легализовать монету и превратить ее в сокровище стоимостью в семь или восемь миллионов долларов.
— Верно.
— И ты думаешь, у меня есть то, что тебе нужно? Ты ошибся, Грэм. Пэйдж ничего мне не передавала…
Я извивалась на дне и старалась подняться на колени, чтобы попытаться отнять у Хойта штурвал и развернуть лодку к городу.
Пэйдж действительно кое-что мне передавала, сообразила я, и в этот момент повалилась на бок, ударившись головой о рукоятку закрепленной под планширом удочки. На самом деле она ничего не отправляла мне по почте в ночь перед смертью, как ошибочно полагали Хойт и Робелон. Но накануне Пэйдж
