— Сейчас объявится. Ну ловок! Без него нам бы не поздоровилось.
Артур с Плясуньей вступают в общий разговор, спрашивают, как остальным удалось выбраться из города. Ждут Плута.
…Миновало полчаса, час. Разговоры смолкли, смех затих. Кончился дождь, небо разъяснило, над лесом загорелась узкая полоса заката. Гильда достала со дна повозки туго набитый дорожный мешок, развязала, подала каждому сухую одежду. Еду предлагать на стала — никому кусок в горло не пошел бы.
— Может, он перепутал место встречи? — в сотый раз спросила Плясунья.
Никто ей не ответил. Да и что ответить, когда дорога прямая, ровная, как стрела, — захочешь, опушки не минуешь.
Плясунья расплакалась. Артур сжал ее плечо, поднялся:
— Пора.
И все поняли недоговоренное: «Плуту весь план известен. Если расскажет…»
Тут уж Плясунью никак не унять стало, казалось, на слезы изойдет. Артур попросил у нее поясок, накинул на шею Турму, конец пояска подал Плясунье:
— Тебе поручаю. — Обернулся к остальным: — В Колосье теперь не ходите. Ступайте в Песчаники, это селение в трех милях к югу от Колосья.
— Я знаю, — откликнулся Флейтист.
— Дорога дальняя. Торопитесь. Я приведу дружину туда.
Драйм, взглядом простившись с Гильдой, подошел к Артуру. Оружейник обнял дочь. Музыканты и Либурне стояли рядом. Плясунья плакала, уткнувшись в белую гриву Турма. Конь недовольно пофыркивал, косил глазом.
Легкой, упругой походкой воина, привыкшего к многомильным переходам, шагал Артур по дороге. У бедра покачивался «Грифон». Лук и стрелы Артур оставил в повозке Гильды. Драйм — впервые за долгие годы — держался рядом с побратимом.
Они свернули с дороги и оказались в березовой роще. Эта роща когда-то была излюбленным местом прогулок леди Арны, у Артура с Драймом березы до сих пор именовались «деревьями леди Арны». Березы о чем-то шептались, и каждый раз, когда ветер тревожил листья, вниз проливались капли, и казалось, будто вновь начинается дождь.
Названые братья пересекли рощу и вышли к маленькому озерцу, обрамленному камышами и затянутому тиной. На берегу озера росла старая дуплистая ива, склонявшая ветви к самой воде. Проходя мимо нее, названые братья с улыбкой переглянулись. В свое время, когда они оба еще носили у пояса деревянные мечи, эта ива была их сторожевой башней, а заросли камыша — вражеским войском. Неприятель окружал крепость, бросался на штурм, но, разумеется, никогда не одерживал победы.
Ива осталась позади, они обошли озеро — Драйм, не удержавшись, мимоходом измерил палкой глубину. Подумать только; когда-то им было здесь по пояс.
Артур углубился в заросли осоки. Драйм — следом. В детстве они исходили все тропинки, но в болото не забирались ни разу, хоть и тянуло нарушить родительский запрет. Просто увидели как-то выступавшие из- под воды кончики рогов потерянной нерадивыми хозяевами козы.
…Холодная, липкая грязь затекала в сапоги. С каждым шагом все труднее становилось удерживать равновесие — проваливались то по колено, то по бедро; а под ногами — неверная, пружинящая опора, а под ней — бездна. Словно плясали на плохо натянутом канате над пропастью.
Артур погрузился в болотную жижу по пояс, налег на ольховый шест, выбрался. Сказал что-то. Драйм не расслышал, но Артур, вновь нащупав шаткую опору, повторил, задыхаясь, чуть громче:
— Черный Брод, помнишь?
Драйм поморщился. Как не помнить! Отец Аннабел вынудил каралдорских конников отступить в низину, где почва была слишком мягкой, кони начали увязать, всадники спешиваться, а воины короля теснили их все дальше; Артур с Драймом заканчивали битву, сражаясь по пояс в черной грязи.
На Драйме тоже не было сухой нитки — вода не доставала, так пот заливал. Странные, утробные звуки издавала трясина, выдыхая крупные пузыри. И каждый раз в груди противно сжималось. Нет, Драйм не воображал, будто это стонут погребенные под толщей воды мертвецы. И болотные огоньки не казались ему глазами утопленников, заманивающих в гиблые места живых. Тут и без огоньков: один неверный шаг — и угодишь в вонючую могилу.
Артур нащупывал длинным шестом путь, каждую кочку пробовал, прежде чем поставить ногу. Они пройдут, сумеют пройти. Не для того с боем прорвались из замка, хитростью выбрались из города, чтобы увязнуть в болоте. Если умирать, так на поле боя, с мечом в руке.
И все же в тот миг виделась ему другая кончина: вода поднимается все выше, заливает разверстый в отчаянном вопле рот… С губ Артура сорвалось проклятие. Утонуть в грязи, как хромой Иаков! Нет, нет…
Тут он увидел торчавший над густой травой длинный конец ивового прута.
— Вешки!
Драйм вспомнил рассказ Гильды. Наверное, вешки поставили после несчастья с той девушкой.
Артур первым достиг тропы, тянувшейся меж пучков осоки.
Тропа заросла густым мхом, ноги утопали по щиколотку. При каждом шаге на поверхность пробивались фонтанчики воды. Артур присел на корточки, тыльной стороной кисти отер мокрое лицо.
— Крепко, видно… — начал он, но продолжить не успел.
Драйм, рванувшись к тропе, внезапно потерял опору и провалился по грудь. Вскочив на ноги, Артур протянул ему конец своего шеста. Драйм ухватился крепко, Артур рванул… Извиваясь ужом, Драйм выполз на тропу и несколько мгновений лежал, не в силах подняться.
Отдышавшись, Артур промолвил:
— Крепко, видно, эти женщины своих мужей любят… Узкой тропой, да в безлунные ночи…
Идти стало легче. Мох мягко пружинил под босыми ногами — сапоги остались в трясине. Несколько раз попадались перекинутые через топкие места жерди. Затем тропинка пошла круто вверх, затерялась в густых мхах; мхи сменились кустиками черники, и комариный звон, преследовавший путников от самого озера, начал стихать. Артур несколько раз останавливался и терпеливо ждал, когда выглянет луна — в темноте нетрудно было потерять направление.
Начался подлесок: чахлые березы, рябины, несколько осин… Просветы между деревьями делались все шире, и вскоре названые братья стояли на опушке против крепости Тург.
Артур вытянул руку, указывая на небо:
— Всходит звезда Инир. Пора.
Лорд Бертрам и капитан Ральд сидели за длинным столом, молча разглядывая пустые тарелки. Все было съедено подчистую, куриные кости обглоданы, тщательно подобраны хлебные крошки. Зато кубки полнились, да только не вином — водой. О вине в крепости и думать забыли, пили воду — благо четыре колодца были во дворе.
Комната освещалась лишь огарком свечи, поставленным на перевернутый кувшин, — запас свечей подходил к концу. В углу лежал большой черный пес, дремал, временами начинал рычать во сне. Тогда капитан, или лорд Бертрам, или оба вместе прикрикивали на него, и пес, открыв глаза, с виноватым видом постукивал хвостом по полу.
Капитан Ральд и лорд Бертрам до странности походили друг на друга и позами — оба облокотились о стол, подперли кулаками щеки, — и мрачным выражением худых, заросших лиц.
— Итак, — начал лорд Бертрам, — на сколько дней хватит еды?
Ральд поскреб пальцем тарелку, надеясь добыть несуществующую крошку, вздохнул:
— На неделю… Ну если женщины расстараются — дней на десять.
— А потом что? Двум десяткам горожанок не прокормить две тысячи воинов.
Ответить на это было нечего, и Ральд промолчал.
— Неплохой выбор. — Лорд Бертрам продолжал медленно и веско ронять слова: — Умереть от голода или полечь в бою.
Капитан тяжело вздохнул:
— Точно как под Рофтом. Но тогда-то в крепости были заперты каралдорцы.
Лорд Бертрам протянув руку, сжал запястье капитана.
— Надо решать, Ральд. Никто не решит за нас. Откладывать некуда. Или ты надеешься на чудо?
