тогда…
Гильда наконец справилась с черепком. Сказала больным голосом:
— Магистр отплатит Драйму и за спасение короля, и за Тург. Выместит на нем злобу.
— Не посмеет.
— Магистр сломает его. Заставит просить Артура об уступках.
— Никогда! — Плясунья тряхнула рыжими кудрями. — Драйма не так-то просто сломать. Никогда он не согласится.
— Никогда? — Гильда подняла глаза, и Плясунья села. — А если ему пригрозят огнем?
Лорды раздумывали недолго. Не было времени препираться — каралдорцы приближались к Дарлю. Признали лорды: Артур не муж Аннабел, а потому не смеет носить корону. Но — в грозный час — трон пустовать не должен. Пусть поспешит королева, изберет себе мужа, стране — государя.
Аннабел и сама медлить не желает. Избранник ее всем известен, успел себя показать — и в каралдорской сече, и когда гонцов Магистра перехватил, предательство открыл, королевство от внезапного вторжения спас, и когда дружинников из Турга вызволил. Отныне рядом с черным львом на королевском гербе появится белый олень.
…Аннабел со Стрелком обвенчались в маленькой замковой часовне.
Проста и строга церемония. Ни у жениха, ни у невесты нет положенной свиты, нет парадных одежд. Да и лорды не в парче, не в золоте — в доспехах.
В глазах Аннабел — солнечные блики. Однажды в ее жизни все уже свершалось по обряду, свершалось как положено. Было и подвенечное платье, и столичный собор, и голос органа, и свита нарядных дам. И все это ничего не стоило. Драгоценны лишь глаза, зеленые, как лесное озеро; и крепкие руки, готовые укрыть от любой беды. Потому и свечи пылают ярко, как никогда, удивительно чист и весел перезвон колоколов, а случайные гости кажутся самыми близкими друзьями.
Стрелок улыбается жене. В душе они давно называют друг друга мужем и женой. Чуть не в первую встречу решили: все дороги пройдут рука об руку, ни на день не разлучаясь. Два года минуло, пока единый путь обрели. Долгий ли? Короткий? Не стоит гадать. Главное, до конца — вместе.
Коронация следует немедленно после свадьбы. Невольно все взгляды обращаются к Королю. В лице его что-то неуловимо изменилось. Словно проявились скрытые до поры черты, словно упал потертый плащ, прикрывавший шитое золотом одеяние. Два года назад Аннабел в нечаянном встречном узнала лесного короля. Теперь всем кажется, будто под королевскими изумрудами можно представить только эти зеленые глаза.
Чудесно получилось с венцами! Как уцелели от огня? Видно, Магистр поспешил прибрать их к рукам еще до пожара, едва король с королевой бежали из своих покоев… Алб, вернув венцы владыкам, получил щедрую награду и поспешил скрыться. Лишней минуты задерживаться в Дарле не стал.
…Король собирает военный совет. Полководцем называет лорда Артура. Тот предлагает дать бой у стен Борча.
— Так мы преградим каралдорцам путь к столице.
На совете присутствует и королева. Она говорит:
— Мы обязаны попытаться решить дело миром. Понимаю, надежды на это почти нет. И все же…
Король соглашается:
— Отправим к каралдорцу гонца с письмом.
Лорд Бертрам обводит взглядом собравшихся:
— Кто захочет рискнуть головой?
Советники смотрят в пол и начинают ерзать в креслах. Тогда раздается спокойный голос Короля:
— Я знаю такого человека.
Двойной ров и частокол со сторожевыми башнями окружали лагерь каралдорцев. Большое войско привел каралдорский король, да еще пополнил его пехотинцами и всадниками, спешно набранными в Баттии, Арче, Рассе и ближних к ним селениях. Впрочем, их в основной лагерь не допустили, наемники стояли в двух милях к югу.
Часовые у ворот смотрели, как заклубилась пыль на дороге. Гостей не ждали, подняли тревогу. Всадники летели галопом.
— Маловато для атаки, — засмеялся взбежавший на башню сотник.
Перед самыми воротами скакавший во главе отряда осадил коня. Вскинул к губам рог, затрубил. Воины, сгрудившиеся за частоколом, удивленно переговаривались. Сигнал рога звучал непривычно, посланцы Магистра подавали иной. Юноша, ему едва ли сравнялось шестнадцать лет, отнял рог от губ, взмахнул рукой. Тогда один из верховых развернул знамя. Поднялся на задние лапы черный лев, запрокинул голову белый олень.
Со всех сторон раздались изумленные восклицания.
Уже бежал к расшитому золотом шатру воин.
— О властелин! Посланцы короля, посланцы королевы.
Каралдорец изогнул тугие губы. Улыбнулся? Поморщился?
— Самозванцы… Что ж, я их выслушаю. Может, помилую.
— О, как ты добр, повелитель!
Каралдорец надевает кольчугу, перевязь, усыпанную рубинами, опускает пальцы на крестовину меча.
— Пусть приведут гонцов.
Меж двух рядов разноцветных шатров следуют юный паж и Менестрель. В руках пажа белый свиток, перехваченный алой лентой, скрепленный королевской печатью. В глазах пажа — страх и восторг. Он увидит грозного чужеземца. Паж распрямляет плечи, вздергивает подбородок. Он не смутится, не затрепещет под ужасным взглядом проклятого южанина. А если вероломный владыка вздумает их уничтожить, встретит смерть бестрепетно.
Тут паж невольно споткнулся. Может, каралдорец не столь вероломен? Паж украдкой взглянул на своего спутника и почему-то сразу опустил глаза. Менестрель был спокоен, но подобному спокойствию паж не завидовал.
Над сверкавшим золотом шатром веял стяг. Черный ворон распластал крылья, кружит над башнями крепости.
…Трехзубый золотой венец, пунцовые губы на смуглом лице. Голос, подобный гулу камнепада.
— Отчего это гости мне не кланяются?
— На нашей земле мы хозяева, ты — незваный гость. Тебе надлежит кланяться первым, — выпалил паж и сам испугался собственной дерзости.
Приближенные короля злорадно замерли. Сейчас вылетит из ножен волнистый клинок — и юнец распадется на две половинки. Никакая кольчуга не спасет.
Почему медлит король? Смущен неприкосновенностью гонцов? Щадит юность? Изобретает достойную казнь?
Каралдорец едва слышит вызывающий ответ, едва видит мальчишку — так занимает его тот, другой, что молчит.
Менестрель встречается взглядом с каралдорцем. «Дай посмотрю на тебя, король. Давно хотелось мне встретиться с тобой лицом к лицу. Долгие годы думал я об убийце Маргарет. У него, должно быть, волчьи клыки, твердил я себе, глаза тигра, сердце шакала. Страшен он, словно ночной кошмар. Но нет. С виду ты похож на человека. Ростом, размахом плеч удался».
Каралдорец сдвигает черные брови. Грозная морщина прорезает высокий лоб. «Уж не вздумал ли ты судить меня, бродяга? Кто ты предо мною? Могущество мое безмерно. Стоит мне нахмурить брови — двинутся войска, стоит сжать губы — народы падут ниц, стоит шевельнуть пальцем — богатства мира будут мои».
Холодны глаза Менестреля. «Могущество твое призрачно, король. Разве можешь ты повелевать сердцами? Острослов, умеющий нас рассмешить, скрипач, заставляющий нас плакать, поэт, пробуждающий нашу совесть и мужество, обретают большую власть над нами, нежели ты».
«Даже через века имя мое будет внушать страх!»
