кровати, вытянувшись вдоль стены и здорово напоминая солдата, стоящего на часах по стойке вольно. Потом, глубоко вздохнув, она попросила свою правую руку и правую кисть собраться с силами и найти в себе возможность заняться делом.
Ее правая рука вяло поднялась, похожая на конечность дурно сделанной механической игрушки и ее правая кисть оказалась на прикроватной полке. Мизинец и безымянный палец наотрез отказывались выполнять ее команды, но в большом пальце и двух его соседях оказалось достаточно цепкости для того, чтобы ухватиться за полку и стащить ее с кронштейнов, на которых она покоилась. Полка упал на матрас, где Джесси провела столько часов, где еще имелся опечаток ее тела, темный, пропитанный потом силуэт на розовой стеганной обивке в верхней части испачканной кровью. Вид }rncn четкого отпечатка вызвал в Джесси приступ тошноты, смешанной со страхом и злостью. Вид этого жутковатого отпечатка мог свести с ума.
Она заставила себя оторвать взгляд от матраса и полки, лежащей на нем и сосредоточить внимание на трясущейся правой руке. Подняв руку, она вытащила из-под ногтя торчащий осколок стекла. Стеклышко провернулось в ее зубах, выскочило и глубоко врезалось в нежную нижнюю губу. Боль была короткой и пронзительной и Джесси почувствовала, как рот ее начал мгновенно наполняться кровью, жидкостью с солоновато-сладким привкусом, по составу такой же густой, как вишневый сироп от кашля, которым ее поили в детстве, когда она лежала в постели с простудой. Она не обратила на эту новую беду ни малейшего внимания — несколько минут назад она познала нечто гораздо более худшее — и густо сплюнула кровь вместе со стеклянным осколком. Как только стекло вылетело из ее рта, она еще раз как следует сплюнула, освобождая свой рот от натекшей туда крови.
— Ладно, — пробормотал она и принялась протискиваться между стеной и кроватной спинкой, при этом тяжело и хрипло дыша.
Кровать отодвинулась от стены очень легко, гораздо легче, чем она это себе представляла и даже в этом крылась для нее опасность она не догадалась соразмерить положение своего тела и расстояние, которое сразу же проедет кровать. С трудом сохранив равновесие, и хорошенько уже рассчитав положение своего тела, она принялась толкать ненавистную кровать по навощенному полу. Основная сила прилагалась ею с левой стороны и потому кровать все время съезжала направо, но Джесси приняла это в расчет и потому была спокойна по этому поводу. Более того, она сделала это частью своего примитивного плана. Если удача изменяет, говорила она себе, то она изменяет по всем фронтам. Ты можешь располосовать свою губу ко всем чертям, Джесс, но что бы там ни случилось, ты не должна наступить на осколки битого стекла. Потому двигай кровать так, как она идет, и помни сколько у тебя осталось кро…
Ее нога за что-то зацепилась. Она взглянула вниз и увидела, что ударилась ногой в мягкое правое плечо Джеральда. Кровь разбрызгалась по его груди и лицу. Мелкие капельки запеклись на выпученном и неподвижно застывшем голубом глазу. Вид Джеральда не вызвал в ее груди никакой жалости; ненависти к нему она так же не чувствовала; любви, впрочем, тоже. Все что она чувствовала в тот момент, так это нечто вроде ужаса и отвращения к себе и все знакомые ей вот уже много лет подряд иные чувства — так называемые цивилизованные чувства, являющие собой основу сюжета любой мыльной оперы, ток-шоу или инсценированных радиопостановок — казались теперь такими мелкими и незначительными сравнительно с инстинктом выживания и самосохранения, включившимися (в ее случае, наконецтаки), чтобы нести ее к спасению с безостановочностью и неудержимостью могучего бульдозера сметая все на своем пути. Но ее факты оставались ее фактами и она не имела ни малейшего представления о том, смогли бы Арсенио или Офра, оказавшись паче чаяния в ее положении, сделать то же самое, что сделала с собой она.
— Прочь с дороги, Джеральд, — прохрипела она и пнула его (отказываясь слышать невероятное удовлетворение, которое принес с собой этот пинок, хотя что-то и зашевелилось внутри нее массивной теплой массой). Джеральд отказался трогаться с места. Казалось что процессы химического распада и структурных изменений, овладевших его телом за прошедшие часы, накрепко соединили его с полом. Туча с мух с жужжанием поднялась в воздух, с раздражением закружившись над разорванным чревом Джеральда. Только и всего.
— Хрен с тобой, — сказала тогда она. И снова принялась толкать кровать.
Ей удалось переступить через Джеральда правой ногой, но ее левая нога аккурат пришлась на его колышущийся живот. От давления ее ноги в горле Джеральда произошел шипящий звук выходящих газов и из раскрытого рта ее мужа вырвалось короткое и, но отвратительно смердящее дыхание.
— Сам виноват, Джеральд, — пробормотала она и оставила его валяться на полу за спиной, даже не взглянув на прощание. Все ее взгляды теперь были устремлены на бюро, туда, где на столешнице лежали ключи.
Как только Джеральд остался позади нее, облако встревоженных мух опустилось обратно и продолжило свою работу. Как бы там ни было, впереди было еще много дел, а времени оставалось не так уж много.
Глава тридцать вторая
Больше всего она боялась того, что ножка кровати зацепится либо за дверь ванной, либо упрется в дальний угол комнаты, после чего ей придется подать назад и сделать все остальное, что приходится проделывать неловкой даме, пытающейся вывести свое авто из узкого пространства между соседними машинами. Но вышло так, что устремляющаяся направо дуга, которую описывала ее кровать, медленно толкаемая ею по комнате, продвигалась к бюро практически идеально точно. Единственный раз, посредине пути, ей пришлось внести небольшую коррекцию, толкнув свою сторону кровати немного больше налево, для того чтобы направить правый угол кровати точнее к бюро. Именно в этот момент ей было дано первое предупреждение: когда она, опустив голову по-бычьи вниз, отставив зад и плотно обхватив боковой столбик спинки обоими руками, изо всех сил трудилась, в голове ее помутилось… и ей пришлось плотно прижаться головой к столбику кровати, чтобы перенести на него вес своего тела, в классическом стиле сильно подвыпивших девиц, которые, для того чтобы не упасть, притворяются что танцуют со своим партнером щечка-к-щечке, говоря про себя, что лучшим описанием для того, что она сейчас переживает, будет нисхождение тьмы. Главенствующим ощущением было чувство полной потери — не способности мыслить и не воли, а вообще всего разом чувственного восприятия мира. На миг ей представилось, что время повернулось вспять, перенеся ее в место, которое не было ни озером Темное Пятно, ни Кашвакамаком, а каким-то совершенно другим местом, находящимся скорее всего на побережье океана, а не мирного континентального озера. Здесь больше не пахло устрицами или медяками, а по большей части морской солью. Снова приближалось затмение и это было единственным, что оставалось по-прежнему. Она вломилась в заросли ежевики, пытаясь убежать и спастись от преследователя-мужчины, папочки, но только совершенно другого, явно настроенного на нечто большее, чем выплеснуть свой спуск на дочкину попку, затянутую трусиками. И теперь он находился на дне колодца.
Ощущение дежа вю нахлынуло на нее и отступило, подобно воде со странными свойствами.
О Господи, что это было? спросила себя она, но ответа не было, только опять этот загадочный образ, тот, о котором она не думала с тех пор, как в день затмения вернулась в разделенную простынями спальню, для того чтобы переодеться: тощая костлявая женщина в домашнем платье, с закрученными на голове в узел bnknq`lh, с комком белой ткани, лежащим перед ней.
О как, сказала себе Джесси, цепляясь за столбик кроватной спинки своей истерзанной правой рукой и отчаянно пытаясь удержать расползающиеся коленки вместе. Держись, Джесси, просто держись и все. Черт с ней с женщиной, черт с ним с запахом, черт с темнотой. Держись и темнота отступит.
Так она и сделала и темнота отступила. Образ худой женщины, стоящей на коленях над своими трусиками и глядящей в пробитую, со щепками, дыру в старых досках ушел первым, а вслед за ним отступила и тьма. Перед ней снова появилась спальня, медленно восстановившая свои формы и выступившая из ранних осенних семнадцатичасовых сумерек. Она увидела пылинки, танцующие в лучах косого света, льющегося из окон со стороны озера, увидела длинные тени своих собственных ног, вытянувшихся от нее на полу. Тени ее ног ломались посредине на уровне коленей, для того чтобы остальная часть тени смогла взобраться на стену. Тьма отступила обратно, но от нее осталось приятное тихое жужжание в ушах. Взглянув после этого на свои ноги, она открыла что они все сплошь залиты кровью. Она шла по крови, оставляя за собой кровавые следы.
У нас совсем не остается времени, Джесси.
Она знала это.
Она снова навалилась грудью на кроватный столбик. Сдвинуть кровать с места на этот раз оказалось
