Она почувствовала, как он обнял ее.
— Как у тебя с деньгами?
Она пожала плечами, все еще не поднимая головы.
— Я так и думал.
Он поцеловал ее волосы, и это заставило ее почувствовать себя гораздо лучше, как и те две тысячи долларов наличными, которые он ей дал. Саймон никогда не использовал кредитные карточки и ни под чем не подписывался. Внимание от него было приятно, но Алекс не могла согласиться с тем, что она должна сдаться, отступить. Она никогда не пятилась в своей жизни и не собиралась это делать сейчас. Так победить было нельзя.
Война. Шифровальщики работали в унылом, грязно-желтом, похожем на фабрику строении на Конститьюшионал-Авеню. Оно было неудобным, но шла война, и о комфорте нужно было забыть до лучших времен. Здесь ты должен был обнаружить закономерность во вражеском шифре и не опускать руки, и не впадать в отчаяние от работы, не имеющей ни конца, ни края, как и от постоянной сосредоточенности на том, что ты делаешь. Никаких компьютеров, никаких машин. Только точность и наблюдательность. И дай Бог, чтобы все совпало.
Ты работаешь с листами газетной бумаги три на четыре фута, испещренными группами цифр, по пять в каждой строке, потому что ровно столько может увидеть глаз сразу и запомнить. Слово с большим, чем пять, количеством букв предполагает работу с двумя или тремя строчками. Немцы и японцы не стараются упростить тебе задачу. Забудь о цифрах на одной строчке, совпадающих по количеству с буквами в данном слове.
Первое правило: что написал один человек, может прочитать другой. Второе правило: ставь себя на место другого. Делай предположения, используй все шансы. Подозревай, строй догадки. Пробуй.
Сначала по колонкам вниз, потом вверх. Затем каждую строчку слева направо, потом поменяй колонки или строчки. Далее по диагонали туда, сюда, и всегда ищи повторение двух и более цифр вместе. Надейся и молись, чтобы это повторение, которое ты обнаружил, не было следствием закона вероятности.
Продолжай искать еще повторения и снова начинай танцевать от них. Это отчасти похоже на бред. Но такова эта ужасная работа.
Будь особенно осторожен в самом начале. Колонка за колонкой, страница за страницей будут лишены всякого смысла, просто какие-то сплошные длинные бессмысленные наборы букв, тарабарщина, которую вражеские радисты специально запускают, чтобы деморализовать тебя и предотвратить твои попытки добраться до настоящего сообщения, которое может начаться двумя футами ниже по странице. К тому времени, когда ты доберешься туда, глаза у тебя уже закатываются, ты весь измотан, и сердце колотится.
Неоценимую помощь в карьере Алекс оказало то обстоятельство, что она была воспитана таким образом, что не могла встать из-за своего письменного стола до тех пор, пока не выполняла всю свою домашнюю работу. Другие шифровальщицы, недавние выпускницы колледжа, являлись не более чем жертвами современного прогрессивного образования. Преподаватель должен был сделать работу интересной или — Господи, помоги нам — полной смысла. А если этого не было, то виноват преподаватель, и, следовательно, нечего стараться.
Алекс уставала или впадала в отчаяние не меньше других, но она никогда не опускала руки, что частенько делали другие. Их шеф, унтер-офицер, приятный мужчина небольшого роста, начинал ходить вокруг них и упрашивать продолжить работу. Так войны не выиграешь. Никто не упрашивал Алекс. Никто.
Саймон поцеловал ее в щеку и посмотрел мимо нее. Алекс обернулась и проследила за его взглядом. Это прокладывала свой путь среди закусывающей публики Молли, с модной курчавой прической, в очень открытой красной шелковой блузке, багги-джинсах и на каблуках-шпильках; за ней тащилась мрачная Эрика. Алекс расцвела одной из самых своих очаровательных улыбок. Но не для Эрики и Молли, а для человека, идущего за ними.
Алекс протянула руки.
— Иди сюда, маленький, страшный итальяшка.
Они обнялись. Его голова едва доходила ей до плеча.
Это был Джозеф Д'Агоста, для краткости Даг, отставной нью-йоркский детектив, ныне теневой делец. Он был близким другом Саймона и его «набойщиком», то есть человеком, который выбирал места краж. Алекс он нравился, потому что он мог смело возразить Саймону и без колебаний отказаться от намеченной цели, если она казалась ему слишком рискованной. Даг всегда стоял на своем, что не так легко, особенно когда споришь с Саймоном. Это Д'Агоста настоял на том, чтобы Саймон считал себя профессионалом, а не каким-то там пуэрториканцем, тайком наполняющим пластиковый мешок для мусора в супермаркете.
— Работай головой, — говорил Даг, — люди должны говорить о тебе: «Смотрите, вон он пошел», а не «Этот дурак похоронен где-то здесь».
Д'Агосте было под пятьдесят, это был кряжистый мужчина с тяжелой челюстью, огромными залысинами, образующими на его голове всегда промасленный «вдовий кок», и с дикцией собаки, грызущей кость. Даг, будучи полицейским, был способен на суровое геройство. У него было больше чем достаточно наград за проявленное мужество и храбрость; он выучился играть на скрипке, постиг тайны французской кухни и знал, насколько важно для мужчины выслушать женщину до конца.
Его уязвимым местом, и немалым, по мнению Алекс, являлась приверженность католической церкви. Из-за этого Д'Агоста продолжал состоять в браке, лишенном всякой любви, более половины своей жизни, отказываясь покинуть пьющую и психически ненормальную свою жену. У них был ребенок, девятнадцатилетняя дочь, обреченная на раннюю смерть от рассеянного склероза.
То, что он пришел сегодня в клуб, означало, что у него и Саймона было какое-то дело, требующее обсуждения.
Саймон высвободился от Эрики, обнял Алекс на прощанье, сказав, что машина ждет ее внизу и отвезет на аэродром, откуда рейс на Вашингтон. Алекс сказала, что позвонит Саймону из Вашингтона, и, быстро взглянув на Д'Агосту, добавила, чтобы он был осторожен.
— Обещаю, — ответил он.
Но Алекс не покидало чувство, что ей было бы гораздо безопаснее на Гавайях вместе с Саймоном.
В лифте Алекс повернулась, чтобы помахать рукой Саймону. Но все, что она увидела, была его спина, его и Д'Агосты: они шли в офис клуба, Даг что-то говорил Саймону, а тот очень внимательно слушал.
Молли стояла перед зеркалом, сложив руки на животе, и любовалась собой. Только Эрика увидела Алекс и помахала ей рукой. Алекс подумала, не помахать ли ей в ответ, но решила, что не стоит. Может быть, в другое время. Возможно, Эрика и любовь сына на всю его жизнь, но она любви к Эрике не испытывала.
Глава 7
Этой ночью, когда каждую секунду мог полить дождь, Саймон Бендор висел на руках на ветке вяза в парке Вон-Брейзен. Из парка открывался чудесный вид на нью-йоркскую гавань и огни Манхэттена в пяти милях на том берегу. Вяз рос всего в сотне ярдов от дома, который Саймон собирался ограбить. Только три четверти миллиона могли привести его на этот остров обшарпанных домишек, крутых, обрывистых холмов, забегаловок-пиццерий и грязных дорог.
Полчаса назад дом погрузился в темноту. Саймон прятался в кроне вяза, ожидая, когда заснут обитатели дома. Теперь он выпустил ветку из рук, мягко спрыгнул на землю и пригнулся. Замерев, он прислушался, не обнаружил ли кто-нибудь его присутствие. Нет, ничего. Кроме морских чаек, пронзительно кричащих в покрытом тучами небе, да бакенов, грустно трубящих в темноте гавани.
Он был одет в черное. Лыжная маска, рубашка с длинными рукавами, брюки, теннисные тапочки и кожаные перчатки. Черная водонепроницаемая сумка висела у него на правом плече. Две ультракоротковолновые рации были прикреплены к поясу. Одна была настроена на частоту местной полиции, что позволяло Саймону слушать все переговоры полицейских, другая служила для связи с его
