– А ты, гляжу, парень не промах! – осклабился давешний бородач, поправив съехавший набекрень золотой обруч. – Помощь не нужна, лисенок? Девки любят, когда во все ворота...
Одиссей молча опустил рыженькую на землю.
После слов бородача хотелось пойти умыться.
– Передумал? Ну, тогда гуляй! Подержался, и будет с тебя. Эй, зорька, хочешь сына от настоящего мужчины?! На что тебе сопливый недомерок, когда рядом есть Филамилед, басилей шумного Лесбоса?!
Бородатый Филамилед покосился на Одиссея, и с неожиданным проворством ухватил девушку за талию, привлекая к себе.
– Пошли! Любая рабыня почтет за счастье...
– Я не рабыня! – девушка рванулась прочь. – Я дочь Икария! я – племянница Тиндарея Спартанского!
– Ишь ты! Всегда мечтал породниться со Спартой!
– Почтенные люди для этого засылают сватов, – Одиссей почувствовал: глаза его нехорошо щурятся. Будто на мишень смотрел. Ладонь же, как бы между прочим, легла на запястье наглого лесбоссца. – Подарки дарят, если не скряги. По крайней мере, на Итаке, где правит мой отец, заведено так. Может быть, на твоем многошумном Лесбосе другие, более достойные обычаи? Может быть, там с твоей сестрой способен развлечься любой золотарь? Или лесбиянки предпочитают вам друг дружку?!
Нянюшкина наука змеей вползла в пальцы. Свила кольца; ужалила. Охнув, Филамилед невольно выпустил девушку, которая мигом поспешила укрыться за спиной Одиссея.
– Это кто золотарь? Я тебя спрашиваю, рыжий недоносок! Я, лесбосский владыка – золотарь?!
– Я имен не называл, – пожал плечами Одиссей. – Но если ты сам так считаешь...
Толпа любит подобные шутки. Вон, смеются. Гаденько, со значением.
– Дерзишь старшим? считаешь себя мужчиной?
Одиссей вдруг ощутил: стремительно, с оглушительной скоростью удара молнии, на него валилась
Черная бронза вместо рассудка.
Пустота взамен сердца.
– Считаю. Со дня пострижения, с четырнадцати лет. Хочешь, тебя постригу? Или сам пойдешь, куда Макар тельцов не гонял[56]?!
В ушах нарастал знакомый треск. Шум толпы, слова оскорбленного лесбоссца с трудом пробивались сквозь тайную броню; Одиссей мельком припомнил, что видит Филамиледа не впервые – забияка давно отирался вокруг.
Искал повод для ссоры?
– Лови, лисенок!
Удар был не боевой – обидный. Тело ответило само, уклоняясь. Тяжелый кулак лишь слегка мазнул по уху.
Обжег.
– Эй, бросьте!
– Разнимите их!
В спорщиков вцепилось сразу несколько пар рук, и треск в ушах ослабел.
– В круг их, в круг!
– Состязание!
– Состязание!
– Ну как, лисенок? – осведомился Филамилед едва ли не с дружелюбием. Он походил на человека, достигшего цели, и в глазах лесбоссца наигранная злость сменилась удовлетворением. – Выйдешь против меня?
Скучно.
Трещит Мироздание.
Судьба сильнее всех. Живи долго, мальчик...
– На чем состязаться будем? Может, из луков?
Хохот в ответ:
– Да ты смельчак, лисенок! В безответную мишень стрелы кидать – это для сопляков! Нет уж, давай по-мужски...
– Панкратион[57]! Панкратион! – в восторге завопили зеваки.
Скучно.
Холодно.
Дядя Алким говорил, на Истмиадах, Немейских играх и в Олимпии во время борьбы или кулачного боя слишком часто нарушались правила. Так родился панкратион – узаконенное дитя нарушений. Это значит: по-мужски. Задача атлофета-надзирателя лишь в одном: постараться не допустить серьезного увечья или
