— Кто? Пелопс?
— Он! — дед лучезарно улыбнулся.
От этой улыбки, приветливой, как солнышко весной, мальчику захотелось бежать, куда глаза глядят, лишь бы не видеть дедушку
— Пошли домой, — вздохнул Амфитрион. — Пошли, а? Простудишься…
Раньше ему бы и в голову не пришло, что можно безнаказанно перебить деда.
— Идем, — с пьяной легкостью согласился Персей.
Он подхватил с земли мех и взял внука за руку, чего раньше никогда не делал. «Надо по дороге еще раз…» — подумал мальчик. И понял: бесполезно. Хоть по дороге, хоть тысячу раз. Проще снести лбом тиринфскую цитадель, творение циклопов. Дед примирился с Косматым. Что ж, Косматый сейчас убивал деда, как всегда убивал друзей — ласково, не торопясь, к обоюдному удовольствию.
Оставалось одно-единственное средство.
Крайнее.
4
— Бабушку мою не видела?
Рабыня, бездельничавшая у входа в гинекей, дернулась, как от пинка. Разбудил он ее, что ли?
— Бабушка? Госпожа Андромеда… Она ушла.
— Куда?
— Я не знаю. Она не сказала.
Куда могла отправиться бабушка на ночь глядя? Если деда мальчик нашел с относительной легкостью, то где искать бабушку — даже не представлял. Рабыня говорила правду: кто она такая, чтобы Андромеда сообщала ей, куда идет?
— А кто знает?
— Кого там Керы принесли? — донесся из недр гинекея сварливый старческий голос. Выбираться наружу карга не собиралась.
— Это Амфитрион! — крикнула рабыня. — Госпожу спрашивает!
— Не ори, я не глухая. К морю госпожа пошла. Она теперь часто к морю ходит. Только-только вышла. Ты беги, малыш. Ноги молодые, догонишь…
— Спасибо!
К морю дорога одна. Если бабушка только что вышла — он ее обязательно догонит!
— К-куда?! — гаркнул в спину караульщик.
— Надо!
И Амфитрион вихрем пронесся через ворота.
Вечерело. Меж холмами копились смутные тени. Отбежав на полсотни шагов, мальчик остановился перевести дух. Поглядел на дорогу: вроде, никого. Зрение в сумерках подводит? На всякий случай он протер глаза; сощурился, глянул из-под ладони, хотя солнца, способного ослепить, не было и в помине.
Дорога пустовала.
Наврала карга! Или напутала. Бабушка ушла давным-давно, а для старой дуры все, что не год назад — «только что». Хорошо еще, если бабушка и впрямь к морю направилась. Иначе ищи ее… По уму, следовало обождать до утра. Или хотя бы задуматься: с чего бы Андромеде — одной, без подобающей свиты — тащиться на берег… Нашлась причина? Значит, вряд ли бабушка, взыскующая одиночества, будет рада свидетелю — хоть внуку, хоть кому. Но деятельная натура Амфитриона требовала: немедленно! Сейчас же! Знал мальчик за собой такое: спать не будет, изведется весь, пока не проверит все возможные способы на излом.
«Не на крыльях же бабушка улетела?» — думал он, быстрым шагом двигаясь в сторону Навплии. Задрав голову к небу — словно надеялся высмотреть там летящую Андромеду — он и впрямь углядел в вышине крылатую тень. «Орел? Точно, орел. Небось, Зевс за бабушкой прислал!»
Засмеявшись, мальчик прибавил шагу.
Андромеду он увидел издалека. Закатный Гелиос прорвался сквозь клочковатую оборону туч, осветив женщину — та застыла на берегу, у кромки прибоя. Длинная тень на песке, мерный шелест волн; безмолвная статуя у воды.
Закат.
Закат жизни.
Амфитрион задохнулся. Печаль была светлой, как осенний лес. Мальчик замер, боясь нарушить хрупкое молчание. Но время шло, закат мерк, подергиваясь пеплом и золой; и он решился.
— Радуйся, бабушка.
— Радуйся и ты, — Андромеда не изменила позы. — Что ты здесь делаешь?
— Я хотел поговорить с тобой.
— О чем?
— О дедушке. Ты же видишь, что с ним творится!
— Вижу.
Женщина обернулась. Ее лицо, подумал мальчик. Что с ее лицом? Взгляд бабушки вызывал оторопь — казалось, Амфитрион был водой в роднике, и Андромеда смотрела сквозь внука, видя позади мальчика кого-то другого. Настоящего. Завтрашнего. Статую на пьедестале — камень грядущих побед и поражений. Очень хотелось оглянуться. Колоссальным усилием мальчик удержал себя от невольного движения.
— Сильный? — Андромеда улыбнулась уголками губ.
И сама себе ответила:
— Сильный, да. Это хорошо.
— Я-то сильный. А дедушка — слабый!
Слова резали хуже острых ножей. Но другого выхода не осталось, что бы там ни значило его имя.
— Ошибаешься.
— Он — пьяница. Его с троноса скинут, а он и не заметит!
— Руки коротки. Тронос твоего деда вровень с Олимпом.
— Бабушка!
— Даже богам не отнять у Персея его имени и места.
— Ага, не отнять! Он как с Дионисом помирился — словно подменили…
— Помирился? Когда?
В голосе Андромеды впервые прозвучал намек на интерес.
— Два года назад! Или нет… три…
— А пьет он с каких пор?
— Вот с тех пор…
— Два года пьет? Три?
— Нет… — смутился Амфитрион.
Что-то было не так. Он все помнил, а вслух сказал — и сразу ясно: неправильно.
— Он с лета пьет. Точно, с лета. Мы из Аргоса вернулись…
— А с Дионисом он когда помирился?
— Выходит, раньше… Давно еще…
В памяти ворочались смутные обрывки, враждуя друг с другом не хуже Пройта с Акрисием.
