худородного? – значит, так тому и быть. Обождем, пока племянники вволю натешатся…
Дядя Видура не хотел ссориться со слепым братом. Особенно после того, как в час рождения вот этого гордого Бойца, сопровождавшийся дурными знамениями, совершил ошибку.
Опрометчиво посоветовав бельмастому отцу избавиться от ребенка.
С тех пор между братьями словно мышь пробежала.
– Не бойся, ничего они тебе не сделают, – обернулся Боец к сыну суты.
– А я и не боюсь! – Карна подбоченился, хотя ему и было страшновато.
– Вот! Вот такой друг мне нужен! – радостно воскликнул Боец. – Будешь моим другом?
– Буду! – не раздумывая ответил Карна, которому сразу пришелся по душе этот парень.
– Здорово ты Волчебрюху наподдал! Слушай, Бешеный, давай попросим Наставника Дрону, чтобы он и его учил вместе с нами!
– Наставник не будет учить этого дикаря! – выкрикнул один из пятерых зачинщиков, беловолосый и гибкий малыш, но Боец с Бешеным не обратили на крикуна никакого внимания.
– Что, папа, пир уже закончился? Нам пора уезжать? – спросил тем временем Карна у белого, как известь, отца.
– Нет. Просто раджа-победитель велел мне передать тебе этот браслет и свою благодарность впридачу. Он оставляет меня здесь, в Хастинапуре, и делает своим главным конюшим. Завтра поедем за мамой…
– Ух ты! – восхитился Карна, не зная, чему больше радоваться: подаренному браслету, или тому, что его отец теперь – главный конюший раджи.
– Раджа-победитель – мой папа, – важно заявил Боец. – Я ему скажу, и он велит Наставнику Дроне, чтоб тебя учили вместе со мной.
Карна не знал, кто такой Наставник Дрона, но по тону почувствовал: Боец явно хочет сделать для нового друга что-то хорошее.
– Спасибо, царевич, – обернулся Карна к маленькому защитнику и склонился перед ним.
– Поднимись. И зови меня другом, – ответил тот.
Потом подумал и гордо добавил:
– Или Бойцом.
Никто не видел, как за этой сценой украдкой наблюдала молодая женщина в темной накидке, притаившись в тени ближнего павильона. Сердце ее отчаянно колотилось, взор застилали слезы – но несмотря на это, царица Кунти со смешным прозвищем Ладошка, дочь знаменитого царя Шуры и мать троих из пятерки драчливых братьев, видела все ясней ясного.
И не могла не узнать мальчика со странными серьгами вместо мочек ушей и татуированным телом.
Ребенка, казалось бы, безвозвратно утерянного ею одиннадцать лет назад.
В это время родного племянника царицы Кунти, плута и весельчака, уже прозвали в народе Черным Баламутом.
Часть вторая
СУТИН СЫН
Кто в силах, протянув свою правую руку, вырвать зуб у ядовитой змеи? Кто, умастив себя маслом и облачась в лохмотья, способен пройти через огонь, питаемый жиром и салом? Кто, связав себя и привесив на шею огромный камень, может переправиться через океан?! Лишь усердный читатель этих превосходных сказаний, благо ему и нам!
Глава третья
ВСЕ ЗЛО ОТ ЛАНЕЙ
– Бабы – это такая штука, Боец ты мой…
Карна умолк и надолго задумался.
Если бы царственный Слепец, законный правитель Города Слона и всей державы Кауравов, видел сейчас выражения лиц своих старших сыновей – Бойца с Бешеным – он бы тоже задумался надолго.
Решая: стоит ли длить общение невинных царевичей с этим долговязым кобелем? Или проще подложить чадам по искусной гетере и вздохнуть облегченно:
'Растут дети…'
Дети и впрямь росли. Особенно Карна. За истекшие три с лишним года он вдруг вытянулся гималайским кедром, на полголовы обогнав собственного отца; длинные руки-ноги налились силой, и вся нескладность, какая частенько преследует подростков на рубеже пятнадцатилетия, в испуге удрала прочь. Горбоносый и кареглазый, сын возницы выглядел старше, чем был на самом деле; а женщины… О, женщины просто млели при виде Ушастика. Бог их разберет, этих женщин, да еще и не всякий бог: хочешь им понравиться, из кожи вон выпрыгиваешь, так они нос воротят, а глянешь хмуро – вот они табуном, кобылы… Тайна сия велика есть. И не юнцу-сорвиголове, пусть даже и татуированному, и с вросшими в уши серьгами, в тайнах сих разбираться.
Карна и не особо стремился разобраться. Он просто принимал любовь женщин как должное, щедро одаривая юной силой всех: от девиц, состоящих при дворцовом антахпуре, до пышных хохотушек, гулен из веселых кварталов за рыночной площадью. Разбрасывая дары-искусы светом, раздавая теплом; так Лучистый Сурья любит все живое без корысти-умысла, просто потому что Сурья и потому что Лучистый. И многие, многие красавицы говаривали Карне: дескать, в минуты любовного экстаза они чувствуют себя под лучами вечернего светила. Когда солнце уже не палит всей полдневной мощью, а ласково оглаживает кожу множеством теплых пальцев.
