сыновей, подавшихся в бега…
– Ладно, – наконец сказал Грозный. – Давай, Наставник. Только тихо, тихо, ради Троицы! И потом – скоморохов… пусть юродствуют…
Крипа уже выбирался на арену, направляясь к колеснице незваного гостя – но его опередили. Откуда-то сбоку, спотыкаясь, выбежал старик… нет, не старик. Просто сильно потрепанный судьбой мужчина, в котором Крипа немедленно признал отца Карны – Первый Колесничий после бегства сына долго болел, а после удалился на покой с разрешения Слепца.
Что ж, это только упрощало дело. Наставник нарочно замедлил шаг, давая отцу возможность обнять соскочившего с колесницы сына. Пусть люди видят. Пусть убедятся сами, кто перед ними…
…Вы с отцом стояли, обнявшись, и к вам от угловой трибуны спешила мама, в голос плача от радости. А Первый Колесничий только и мог, что сдавленно повторять: 'Вернулся!.. Живой!.. Дождались-таки, мать… сподобились…'
На трибунах тем временем нарастал недоуменный ропот:
– Сын? Какой-такой сын?!
– Ушастик! Клянусь апсарьей ляжкой, Ушастик! Вишь, с батей лобызается!
– Сын возницы? Сута?
– Вот те и сута! Знай наших!
– Наглец! Кшатра душу тешит – и чтоб какой-то сутин сын…
– Гнать хама! Плетей ему!
– Ага, разогнались… ты ему плетей, а он тебе…
Вот тут-то, безошибочно рассчитав момент, рядом и возник наставник Крипа. За спиной его мялись трое брахманов-советников, посланных Грозным в поддержку наставнику.
– Прошу тебя, уважаемый, назови свое имя, род и варну, – вежливость Крипы была самой высшей пробы. – Может быть, ты сын раджи? Знатный кшатрий? Потомок богов? Расскажи нам о своей матери и отце, и о роде царей, который ты продолжаешь, после чего мы вознесем тебе хвалу.
Ты хмуро молчал, высвободившись из отцовских объятий.
– Если же твой род ничем не знаменит – прошу тебя, покинь сие ристалище, ибо оно освящено для людей прославленных. Тебе ведь известны наши законы?
Брахманы за спиной Крипы согласно закивали, загодя сочиняя для будущей летописи: 'И когда было так сказано пришельцу, то лицо его, казалось, склонилось от стыда, будто увядающий лотос, смоченный дождевою водой'.
– Не то слово, – процедил сквозь зубы ты, собираясь развить свою мысль о знакомстве с местными законами.
Но тебе помешали.
Расшвыряв загораживавших дорогу слуг, к тебе хмельным вепрем несся здоровенный детина – и накидка из алой кошенили билась за его широкими плечами.
– Карна! – радостно орал Боец на все ристалище. – Друг Карна! Вернулся, сутин сын! Дубина стоеросовая! Знаешь, как я рад тебя видеть?! Нет, ты не знаешь! Здорово ты Серебряного отделал! Молодчина! Я всегда в тебя верил!
– Прошу тебя, царевич, позволь своему другу удалиться, – раздельно произнес Крипа, в мыслях проклиная порывистость наследника. – Ты сам знаешь – ему не место здесь…
– Не место? – прищурился Боец, в упор глядя на наставника.
К царевичу уже спешила сотня его братьев во главе с Бешеным.
– А кому, позволь спросить, здесь место?! Этому зазнайке Арджуне, которого уволокли отсюда на носилках?! Кому подобает быть на этой арене?!
– Тебе, царевич. Твоим братьям – родным и двоюродным, хоть ты и не любишь последних. Сыновьям иных владык – но не детям возниц.
– Значит, главное в человеке – происхождение?! Великое искусство – дхик! Духовные заслуги – прах! Будь Карна царем…
– Вот именно, – с нажимом подтвердил Крипа. – Будь он царем. Именно так.
– Ты сказал! – злорадно возвестил Боец. – Значит, он будет царем! Кому, как не тебе, наставник, знать о трех видах царей! И если царем по праву рождения Карне действительно не быть никогда, то вот он, перед тобой, царь-герой, а в будущем – царь-полководец! Эй, достойные жрецы! Да-да, я к вам обращаюсь! (Похоже, брахманы-советники дружно хотели оказаться где угодно, лишь бы подальше от возбужденного Бойца.) Вы-то мне и нужны! Ну-ка, распорядитесь: пусть из ложи принесут мое кресло, а также озаботьтесь жареным рисом, черным горохом, топленым маслом и всем, что необходимо для обряда! Я лично возведу Карну, сына Первого Колесничего, в царское достоинство! Прямо сейчас! Имея на это право по Закону, как наследник державы Кауравов! А чтобы ни одна зараза не посмела назвать моего друга 'царем без царства', я жалую ему земли ангов вплоть до Чампы, его родины! Правь, Ушастик! Железной рукой! Слышите, родичи?! Слышите, дваждырожденные?! Давайте, давайте, шевелитесь, несите все, что нужно!..
– Чем… – голос плохо слушался тебя. – Чем отплачу, владыка?!
Впервые слово 'владыка' показалось естественным и единственно уместным.
– Дружбой! – расхохотался первый из сотни братьев; тот, кто отчаянно дрался за приблудного мальчишку, не считаясь родством и титулом. – Дружбой, Ушастик! Чем же еще?! Эх ты, гулена…
Удивленный ропот трибун не смолкал все время, пока младшие жрецы и храмовые служки под руководством опытных брахманов спешно готовили атрибуты для обряда помазания. Когда еще доведется
