Снаружи, под стеной, окружавшей дом — Поликсен гордо именовал его «дворцом» — стояли каменные скамьи. На них с утра ждали просители. Судя по гвалту, кто-то горячий решил попасть к басилею раньше других. Такое случалось, и тяжелые на руку элейцы обычно сами утихомиривали торопыгу. Стража развлекалась, делая ставки: сколько затрещин понадобится для вразумления.
— А я сказал — за мной…
— Ай!
Сочный звук оплеухи. И снова:
— Ай!
— Ты чего? Больно же!
— Дерутся, — забеспокоился советник.
— Слышу.
Двое караульщиков, подпиравших ворота изнутри, преисполнились рвения. Нахлобучили шлемы, сунулись за стену — и вернулись во двор спинами вперед. Крылья у них выросли, что ли? Летели орлами, грохнулись тряпьём. Караульщики с ужасом таращились на человека, что вошел вслед за ними.
Воин в запыленном доспехе стащил с головы шлем.
— Радуйся, басилей.
Не голос — лязг. Мечом по щиту. И лицо… Глядя в это лицо, можно было испытать что угодно, только не радость. Поликсену хотелось зажмуриться. Это морок, дурной сон! Голову напекло…
— Я Амфитрион, сын Алкея Персеида. Прибыл из Микен.
Нет, не морок. Амфитрион, сын Алкея. Племянник микенского ванакта. Это из-за коров, содрогнулся Поликсен. Чуял же — от рогатых тварей скверно пахнет! Но как откажешь ванакту? Вот, аукнулось. Сегодняшняя потрава… Какая, в Тартар, потрава?! Тут иное… В чем он, Поликсен, провинился? Хвала богам, все сделал, как велели. Принял стадо, пустил на свои пастбища; никому не сказал, чье оно. Готов был отдать коров телебоям по первому требованию…
— …четыре телеги. Мед, воск. Масло.
— А? Что?
— Нужны четыре телеги. Мед, воск. Масло.
— Да, я понял. Сколько надо меда, воска и масла?
— Много. Чтоб наполнить тринадцать пифосов.
— Тринадцать пифосов?
Поликсен не понимал, зачем все это ужасному гостю. Он молил Олимп, чтобы гроза прошла мимо. Если племянник ванакта получит требуемое, он оставит басилея Арены в покое. Плевать на убытки! Откупиться и забыть, как ночной кошмар!
— Пифосы нужны большие, широкогорлые. Такие, чтобы в каждый поместилось человеческое тело.
Поликсен тупо кивнул.
— Тело…
Перед ним стояла Смерть. Не Амфитрион из Микен, но Танат Железносердый. Убийца явился по его душу! А за воротами ждет микенское войско. Они убьют басилея Поликсена, и всю его семью! Вот зачем им пифосы, куда помещается человеческое тело. Тринадцать пифосов. Сколько человек в семье? Он сам, жена, двое сыновей, дочь… Сыновья женаты. Сколько у него, хвала богам, внуков? Поликсен лихорадочно считал, сбивался, начинал заново. Такого с ним доселе не случалось: басилей и спросонок не сбился бы со счета.
— Еще нужны веревки.
— З-зачем?
— Пифосы к телегам привязать. Иначе опрокинутся. Еще людей дашь.
— Зачем тебе все это нужно?
Амфитрион моргнул. Он смотрел на басилея так, будто впервые увидел.
— Зачем…
Казалось, сын Алкея задает этот вопрос себе, и не знает ответа.
— Беда, басилей. На твоих землях сыновья Электриона Микенца и Птерелая Тафийца убили друг друга. Мы же не можем оставить их тела чайкам?
— Не можем, — кивнул Поликсен.
— Мы же должны отвезти их тела отцам?
— Должны, — кивнул Поликсен. — Мы?
— А кто еще?
— Ну да… Зачем?
— Для достойного погребения. А теперь, — во взгляде гостя полыхнула молния, — вели доставить все, что я сказал! И поторопись!
— Я мигом! Я уже!
Поликсену едва удалось скрыть радость. Это не за ним! Хвала богам! Он махнул советнику: действуй! Советник икнул — и засуетился, закричал на слуг. Двор превратился в растревоженный муравейник. Просителей выперли в шею: не до вас! Вместе с ними сгинула и радость Поликсена. Ничего не кончилось, понял он. Это всего лишь отсрочка. Проклятые коровы! Микенский ванакт нарочно перегнал стадо на аренские земли. Устроил засаду, хитрец! Сыновья Птерелая приплыли за коровами — и сыновья Электриона их убили. Ну, и сами погибли… Ему, Поликсену, от этого не легче! Кто пошел навстречу Микенам? Басилей Поликсен. В чьем краю случилось побоище? В краю басилея Поликсена. Явится гневный Птерелай за сыновей мстить — кто крайний? Басилей Поликсен! И коровы — живое тому доказательство.
«Микены далеко. В Микенах войско. Ох, натешится Птерелай — меня убьет, семью вырежет, город сожжет и разграбит… Нет, сначала разграбит, а потом сожжет. Боги, о чем я думаю?»
— Телеги, — сказал Поликсен, подходя к гостю вплотную. Лицо басилея горело вдохновением. — Еще ладья. До Тафоса. Тринадцать пифосов. Мед, воск, масло. Веревки. И коровы.
— Какие коровы?!
— Все дам. В лепешку расшибусь! Но коров ты заберешь. Иначе…
И с отчаянием титана, идущего на штурм Олимпа:
— Иначе не дам ничего.
8
Костры чадили.
Амфитрион встал в тени одинокой смоковницы. Ему чудилось, что от огня несет горелой плотью. Он ошибался. На кострах топили воск в широких, закопченных чанах из меди. Затем воск смешивали с медом и благовониями. Басилей расщедрился на драгоценные ароматы, способные осчастливить привереду- красавицу. Изрубленные тела обмыли и завернули в тонкие льняные покрывала. «Буссос, — вспомнил Амфитрион. — Сокровище здешних мест.» Слой ткани — слой медвяно-воскового расплава — слой ткани. Раз за разом. Пифосы, до половины заполненные оливковым маслом, ждали своей очереди. Когда закончат пеленать, тела погрузят в пифосы, зальют маслом доверху, закроют крышками и засмолят. Это до Тафоса можно за день добраться, если с ветром повезет. До Микен на телегах — не меньше трех дней пути.
Привезешь гнилье…
Тарихевты[53] расположились у Пещеры Белых Нимф, на полпути от места битвы к Арене. Место выбрали не случайно — молитва, обращенная к здешним наядам[54], и купание в зловонной Минии избавляли страждущих от лишая. Принесенная нимфам жертва должна была благотворно сказаться и на мертвецах. В город убитых везти не стали — только время терять, да горожан пугать. Слухи и так уже ползли по округе, грозя добраться до Микен раньше телег со страшным грузом. Басилей Поликсен отправился в гавань — нанимать ладью. На скудных пастбищах близ пещеры мычали коровы. Амфитрион не знал, отчего трусоватому Поликсену не терпелось от них избавиться. До коров ли сейчас? Но раз басилею припекло — пускай.
