вы думаете, есть какая-нибудь возможность вытащить его из тюрьмы?
— Вы что, с ума сошли?
— Нет, почему же? Не думаю.
— Ведь он стрелял в одного из наших! Вернее говоря, в одного из тех самых ручных египтян, кого наше посольство кормит из рук.
— Да, кажется. Наверно, стрелял.
— Военные власти в такие дела не вмешиваются. И потом…
— Вы можете попросить начальника военной полиции?
— Ладно. Но вы не слишком уж на это надейтесь.
— Я хочу с ним поговорить.
Пикок колебался:
— Они, несомненно, спросят, о чем может беседовать английский офицер с субъектом, который стрелял в одного из наших. А вдруг он немецкий агент?
— Нет. Тут совсем другое… А почему бы вам не сказать, что дело связано с разведкой?
— С разведкой?
— Ну да, черт бы ее побрал, с разведкой.
— Верно. Это уже куда лучше. Можно даже сказать — благородно с вашей стороны. Вы не будете возражать, если я пойду с вами?
— Я предпочел бы увидеться с ним с глазу на глаз…
— Пожалуйста. Но имейте в виду, времени у вас мало. Сэндерс!
— Что прикажете, сэр?
— Соедините меня с полковником Риверс-Шоу из управления военной полиции.
Сэндерс соединил Пикока с Риверс-Шоу, который заявил, что он и пальцем не притронется к этому делу. «Попробуйте связаться с советниками посольства», — рекомендовал он Пикоку. «Хорошо, Дики», — ответил Пикок и попросил Сэндерса соединить его с Майком Сейерсом из посольства. Тот заявил, что дело вовсе не такое уж простое, арестованным заинтересовались в весьма высоких кругах и посольство ни в косм случае не захочет впутывать в эту историю военное командование, — тут и так замешано слишком много народу.
Скотт увидел, как перед ним вырастает стена. Может быть, первый раз в жизни он увидел воочию, как перед человеком вырастает стена.
— Бог с ними, — сказал он Пикоку. — Бросьте. Не стоит.
— Нельзя так легко сдаваться, — ответил Пикок.
Могущество его личных связей было поставлено под сомнение. Он позвонил Пенденису, который сказал, что тут замешана политика, а в политику лучше не ввязываться, вся эта гнусная шайка действительно черт знает на что похожа; если парень и укокошил какого-то жирного интригана, это только делает ему честь; однако покушение приоткрыло неприглядные стороны здешней жизни, оно близко затрагивает всю дворцовую клику, которую наше посольство хочет держать на привязи; нет, он не может вступать в эту игру, он человек слишком маленький, а тут участвуют люди крупные, да еще какие крупные!
— А он в самом деле ваш друг, этот человек? — снова попытался хоть что-нибудь выведать Пикок.
— Говорю вам, это не имеет значения.
— Садитесь, — сказал Пикок.
Он позвонил еще одному знакомому, на этот раз — из разведки; тот тоже заявил, что сделать ничего нельзя; подобными делами ведает особый отдел разведывательной службы. Посторонних не подпускают на пушечный выстрел. В таких случаях нужна тонкая политика и уж поистине азиатская изворотливость!
— Есть у меня на примете один человек — о нем я должен был подумать с самого начала, — сказал Пикок. — Самый тайный из всех тайных агентов.
Но Скотту уже хотелось, чтобы Пикок и тут потерпел неудачу.
— Питер, вы слушаете? — вызывал кого-то Пикок. — Знаете, дорогой, а вы ведь до сих пор не расплатились. Нет. Я-то не обиделся, но все-таки, согласитесь, неудобно, что я плачу, а вы нет. Да. Мы же в конце концов компаньоны. И я чувствую себя ответственным за это дело. Заплатите? Молодчина! Теперь слушайте. Ладно, ладно! Слушайте. У меня тут Скотт. Да вы его знаете, помните, тот, что был у Пикеринга? Ну вот, он хочет перемолвиться парой слов с тем сумасшедшим, который стрелял в Амера пашу и был вчера арестован. Да, я все это знаю. Знаю! Верно… Но тут у нас тоже есть свои маленькие секреты… Слышал, слышал! Но разве нельзя подступиться с заднего хода? Очень важно для одного дельца, которое мы тут затеяли… Нет, мы не хотим путаться со всеми этими формальностями. А вы не можете сделать сами? Знаю, что тут замешана политика, но нас интересует совсем другое. Ну, какая вам разница? Десять минут. Будьте другом, устройте нам это. Но только быстро, пока они его не прикончили. Завтра увидимся. Да, у Эндрю. Я заплачу, а вы мне потом отдадите. Да, позвоните мне. Жду.
— Вот не думал, что это будет так сложно, — сказал ему Скотт.
— Ничего не попишешь, политика. А с нею всегда масса возни.
— Неужели они и в самом деле могут его расстрелять? — спросил Скот с деланным равнодушием.
— Думаю, что да. А по-вашему, он этого не заслуживает?
— Может, заслуживает.
— Я бы не стал винить его в том, что ему захотелось пустить пулю в одного из мерзопакостных типов, которых мы водим на поводке. Но все-таки он переборщил! Дело приняло слишком серьезный оборот. Ха-ха! Даже наша контрразведка, и та всполошилась. А с ними это редко бывает.
— Ах да, контрразведка…
— Он действительно ваш близкий друг, этот субъект?
— Пожалуй, да.
— Тогда я, на вашем месте, был бы очень осторожен.
Скотт кивнул.
— А вам когда-нибудь приходило в голову, что он может выкинуть что-нибудь подобное?
— Да как вам сказать…
— А какого черта ему было нужно, как вы думаете?
— Он, видимо, ненавидит англичан. И, наверно, думал, что человек, в которого он стрелял, предает Египет англичанам. По-моему, он жалеет о том, что сделал.
— Хорошенькое дело! Красивый вид был бы у этих египтяшек без нас, англичан!
Зазвонил телефон; Питер сказал, чтобы они шли немедленно. Скотту повезло, он все устроил, но надо прийти сейчас же. Пикок довез Скотта на «виллисе» до какого-то здания в центре Каира, похожего на контору комиссионера по скупке хлопка. В тихой, прохладной обители (комната с приспущенными шторами, чистые полы и пустой письменный стол; никакой суеты) англичанин в белой рубашке и белых брюках сообщил им, что по счастливому стечению обстоятельств этот самый террорист сейчас находится в министерстве внутренних дел, куда его привезли на допрос. Если Скотт туда поедет, он его там застанет. Но пусть не задерживается и, главное, пусть не говорит, откуда он и чем занимается. Ждать его никто не будет. И свидание должно продолжаться пять минут, не больше. Сам Питер ничего не желает об этом знать; если его спросят, он предпочел бы быть в полном неведении. Дело деликатное. Против этого субъекта имеют зуб не только посольство и двор, но и все здешние политики, которые сами боятся пули. От него требуют показаний относительно целей и состава его организации.
— Вашего молодчика все тут боятся как огня, — сказал Питер. — Когда от политики переходят к стрельбе, дело принимает опасный оборот.
Шофер Питера — суданец с надрезами на лице, как у Еррофы, только глубже и шире, — молча довез их в старом черном «остине» до четырехугольного здания министерства внутренних дел. Лифтер был придурковат, однако он с первого взгляда определил, куда им надо, и проводил их по пыльным коридорам со скрипучими половицами в комнату, где со Скоттом поздоровался розовый полицейский в штатском и феске. Он кинул на Скотта проницательный взгляд и улыбнулся ему, словно признав собрата по профессии. После цветистых приветствий и упоминаний шепотом об их общем друге (по-видимому, Питере), Скотта провели в маленькую комнату, где даже поцарапанные стены были забрызганы чернилами, словно здешние делопроизводители устраивали веселые побоища. На скамейке у окна с решеткой, против старика- полицейского с отталкивающим лицом, сидел Гамаль, закованный по рукам и по ногам. Его здорово
