небольшую комнату.
– Простите, – Леонид, изобразив на лице гримасу, остановился в нерешительности, раздумывая, ответить ли на звонок. Потом все же нехотя полез в карман и достал телефон, сделав несколько шагов в сторону двери.
– Да… Очень рад слышать, – тихо произнес он в трубку. – Правда? Спасибо тебе большое. Только можно, я перезвоню? Не могу сейчас. Как только освобожусь, сразу перезвоню, – и Леонид нажал отбой. – Простите еще раз, повторите, что вы спросили, – обратился он к майору, но тот, казалось, его не слышал, молчал, не спеша размешивая в чашке сахар.
– Ну, так что, Алексей, дождались звонка? Хорошие новости? – наконец прервавшись, громко, четко артикулируя, спросил Торопко и уставился на Леньку.
– Что? – коротко спросил тот.
– Какой Алексей? – удивилась Лиза.
– Алексей Кузьмин. Так ведь, кажется, вы себя называете?
– Какой Алексей Кузьмин? – недоумевая, повторила вопрос Лиза. – Вы что-то путаете.
– Я ничего не путаю. Это вы, Лиза, плохо знаете своего соседа, – и, обратившись к Леониду, продолжил, – ну так что? Нашли вам, Алексей, документ? Вы же его очень долго искали, как только из больницы выписались – бросились на поиски. Еще бы! Такие деньги на кону.
– Просто какая-то фантастика, я даже не понимаю, о чем вы говорите, – озарив присутствующих белозубой улыбкой, ответил Леонид, потом, с шумом подвинув стул, сел.
– Я тоже что-то ничего не понимаю. Валерий Петрович, объясните, – снова вмешалась Лиза.
– Ну, что ж, пожалуйста. Тогда начнем по порядку, 24 августа Леонид Борисович, он же Алексей Кузьмин, выписывается из больницы, 25-го оформляет читательский билет в Ленинскую библиотеку, то есть в РГБ. Видно, очень торопится. А уже 27 августа знакомится с сотрудницей справочной службы библиотеки Антониной Стрельниковой.
– А при чем тут библиотека? – подала недовольный голос Милица, все это время молча сидевшая за столом. – За это что, в тюрьму у вас сажают?
Но майор, пропустив ее слова мимо ушей, продолжал, не переставая буравить глазами Леонида.
– Стрельникова – опытный библиограф, искать нужную информацию с ее помощью значительно проще и быстрее. И Леонид это прекрасно понимает, так ведь? А задача перед ним стоит непростая. Переписка художника Брюллова обширна. Литературы много – найти то самое письмо, о котором он услышал от Павла Берсеньева, здесь, в тот самый день, – это долгий, кропотливый труд. На дом книги не выдают – значит, сидеть придется в читальном зале и не один день. А это риск быть обнаруженным.
Поэтому вы придумываете душещипательную историю о несчастном исследователе и самозабвенно излагаете ее Стрельниковой…
– Ха! Скорей уж это вы, майор, самозабвенно придумываете и излагаете, – продолжая улыбаться, перебил его Леонид, – право слово, столько интересного о себе узнаешь.
Он снова обвел взглядом присутствующих, как будто призывая их посмеяться над хорошей шуткой. Но желающих не нашлось. Ничего не понимающая Лиза, нахмурившись, стояла за спиной у Серафимы, та замерла и с вытянувшимся лицом слушала майора, продолжая держать в руках банку с вареньем. Павел, перебирая кнопки мобильного, молчал. Милица, затаившись в углу, тоже не подавала голоса.
– Стрельникова безоговорочно вам верит, начинает поиски и даже запросы направляет под чужим именем. Все, казалось бы, идет по плану! В результате у вас скапливается большой материал, переписка художника последних лет. Но не тут-то было… того самого письмеца – нет! Ведь вас интересует только то, где есть описание украденного портрета, о котором рассказывал Берсеньев.
Неожиданно майор остановился – на пороге комнаты возник темный силуэт.
– Тоня, – вскричал Леонид и вскочил со стула. – Как ты здесь оказалась?
Стрельникова молчала и во все глаза смотрела на него.
– Это я пригласил Антонину Николаевну, – тихо ответил за нее Торопко, – вероятно, ей будет небезынтересно узнать, для чего на самом деле она комплектовала эти издания.
– Вот что… Ты тоже с ними заодно? Я отказываюсь принимать в этом участие. Вы что, специально меня пригласили, чтобы поиздеваться? Это просто травля! Спасибо, Лиза, за приглашение, но я… Я, пожалуй, пойду… Я не понимаю, в чем провинился. Да, я заинтересовался историей с портретом! Да, я действительно кое-что для себя выяснял в Ленинке. Да, не хотел светиться. Ну и что? Что такого? Скажите мне на милость! В конце концов это мое личное дело, я журналист, ну, назвал чужое имя, но это же не преступление, – Леонид говорил быстро, нервно, почти срываясь на крик.
– Валерий Петрович, в самом деле, что в его поступке плохого? Правда, я тоже не понимаю, почему из этого надо было делать тайну? – попыталась вступиться за Леньку Лиза.
– Не стоит нервничать. Вы не дали мне договорить, – возразил майор.
– Достаточно, я больше не желаю слушать и ухожу. Тоже мне, нашли козла отпущения! – Лицо Леонида покрылось пятнами.
– Хватит, – вскочив со стула, гаркнул на него майор. От неожиданности все вздрогнули. – Хватит, Леня, разыгрывать спектакль. Ты так упорно искал письмо, потому что без него не сможешь доказать авторство Брюллова, значит, не сможешь и продать картину. То есть продать ты ее, конечно, можешь, но за копейки, а тут на кону – огромные деньги.
В комнате повисла тишина.
Ленька приложил руки к вискам и посмотрел на Лизу, на лице которой отобразилась мука:
– Валерий Петрович, что вы такое ужасное говорите?
– Да, действительно, не мог же он сам себе голову пробить? – подала голос Сима.
– Спасибо, Серафима. Теперь вы все слышали? Он обвиняет меня в воровстве! Ничего другого от нашей милиции я и не ждал. Только придется вам, майор, напомнить, что именно я пострадал при ограблении и пролежал неделю в больнице с пробитой головой!
– Да, пострадал и в больнице лежал – но все это было частью твоего плана. Ведь пострадавшего никто не обвинит в краже. Ты с самого начала знал, что накануне в пятницу Серафима, простите, забыл ваше отчество, уедет в Москву и хозяйка останется на даче одна, а кроме нее, никого тут нет. Ты даже мог предположить, что с ключами она побежит именно к тебе. Ты знал и то, что Павел Берсеньев помогает ей с продажей картины и договаривается об экспертизе. Значит, со дня на день портрет увезут из Валентиновки, и где он будет находиться после, непонятно… Времени не оставалось, и надо было действовать… – на минуту Торопко остановился. – Маленький вопрос, почему вы дали Антонине Николаевне какой-то другой телефон? Не тот, официальный, так сказать, который даете всем остальным? – ни с того ни с сего спросил майор, снова обратившись к Леониду на «вы».
– Невзирая на то, что мне неприятно с вами разговаривать, майор, я все-таки отвечу. Возможно, у вас в милиции все обходятся одним мобильным телефоном и приобретение второго номера строго наказуемо. Но в других сферах второй мобильный просто дополнительное удобство. Вам понятно? Я не вижу в этом ничего противоестественного и второй телефон использую в рабочих целях уже не первый год. Для личных звонков – один, для служебных, соответственно, другой.
– Для служебных, – эхом отозвалась Стрельникова.
– Ну что ж, прекрасно, – довольно потирая руки, произнес майор и как-то хитро улыбнулся.
– Прекрасно… Елизавета Дмитриевна, вы помните, что утром в день кражи вам позвонил кто-то из соседей и сообщил о протечке, будто вы залили квартиру на нижнем этаже?
– Разумеется, помню. С этого все и началось. Мне позвонили – я поехала в Москву.
– А теперь скажите, знаете ли вы, чей это телефон? – Майор достал из кармана листок и продиктовал номер, который ни о чем Лизе не говорил, и она покачала головой. Все в ожидании смотрели на Торопко.
– Я знаю, – заговорила Стрельникова, – это телефон Алексея, для служебных целей, как он сейчас объяснил.
– То есть, вы хотите сказать, Леонида?
– Да, – уверенно подтвердила она.
– Прекрасно… А теперь, внимание, – именно с этого номера в день кражи был сделан тот роковой звонок Лизе, который тоже был частью довольно хитроумного плана.
