— А ты пойди ее своей хитрой башкой выломай. Посмотрим, хватит ли тебе трех дней, — сердито отвечал Ясков.
— Отставить разговоры, продолжайте наблюдение, — приказал Николай. — Тебя, Андрей, подменить? Устал долбить?
Ясков мотал своим белобрысым чубом.
— Нет, товарищ гвардии лейтенант. Уж разрешите, я сам до конца. Это дело сноровки требует. Ломок бы мне или подпилок.
— Надо скорее.
— Есть. — Ясков быстро спускался по лестнице к своему окну. Оттуда снова доносился равномерный стук со скрежетом.
Николай волновался и ни секунды не мог усидеть на месте. Уж очень необычной была обстановка. Слишком велик и легок успех. Все время наблюдатели, не сходя с места, докладывали о чем-нибудь вновь замеченном. Николай сразу диктовал обобщенные короткие сводки, радист передавал их. Сведения для бригады были очень ценными.
В спокойные минуты Николай вспоминал, как они последний раз виделись с Юрием. Малков пришел попрощаться и, между прочим, скептически заметил: «Никакого толку не выйдет из этой авантюры». А Соня прибегала несколько раз. Она все уславливалась с радистом о порядке приема, передачи, изменения волны. И каждый раз, прощаясь, девушка, не скрывая своего волнения, горячо говорила Николаю:
— Желаю удачи, товарищ гвардии лейтенант!
Потом он вспомнил, как ночью пехотинцы, держащие оборону на переднем крае, пропускали его группу через фронт. Кто-то громко тогда сказал про него: «Рисковый офицер!»
Сейчас Николаю было тепло от этих воспоминаний. Он немножечко гордился собой.
Он ходил от одного наблюдателя к другому и уже строил планы, как пробраться в городок. Спросил на это разрешения по радио у командира бригады. Получил категорический ответ полковника: «Сиди и руководи наблюдением. А то сейчас же отзову».
Ночью никто не заснул, хотя по очереди всем можно было отдыхать. По дороге на восток шли немецкие танки. Еще никогда до этого не доводилось слышать их в таком количестве и столь близко. Николай ходил из угла в угол, злясь на себя за то, что не мог по звуку мотора определить какую-то новую систему машин. «Как докладывать штабу?»
Маленький Петька ни на шаг не отлучался от командира. Николай посылал его на лестницу прикуривать. Там можно было зажигать спичку. Ординарец мигом возвращался, пряча тлеющую папироску за пазухой, и тревожным голосом окликал в темноте:
— Лейтенант! Вы здесь?
К утру головы тяжелели и никли. Николай послал Яскова оканчивать работу, из предосторожности прерванную на ночь, и начал диктовать очередную сводку по радио.
Вдруг сдавленный шопот ординарца прервал его:
— Лейтенант! Немцы!
Николай подбежал к Пете, который наблюдал за воротами за?мка. Во двор на двух легковых и двух штабных машинах въехало человек двадцать пять. Они быстро вылезали и один за другим поднимались на крыльцо. В утренней тишине отчетливо был слышен их разговор и равномерное постукиванье ножа Яскова в низу башни.
Николай перевел дыхание. «Только без паники» — мелькнуло в голове. Ясков внизу прекратил стук. Николай достал папиросы. Чувствовалось, что бойцы смотрят на него. Но он не повернулся к ним, чтобы не выдать волнения. Шопотом приказал:
— Т-с, ни звука, свертывай рацию. Всем приготовиться. Ничего не оставлять. Помогите связисту.
Бойцы не сдержали облегченного вздоха, когда Николай, овладев собою, медленно обернулся, успокоил, ласково поглядев прищуренными глазами, резко чиркнул спичкой и закурил. В этом жесте сквозила уверенность. Первый испуг прошел. Никто не заметил, как дрожал огонек, поднесенный к папиросе.
Немцы ходили по за?мку, стуча тяжелыми сапогами. Доносились обрывки их речи.
Прошло несколько секунд.
Николай тихо скомандовал «За мной!» и направился с чердака вниз. Перепелица обогнал его. Все, неслышно ступая, спускались гуськом, и у каждого была лишь одна мысль: «Вынул Ясков решетку или нет?»
Винтовая лестница без перил была крутой и полутемной. Там, где она оканчивалась, в основании башни небольшая площадка освещалась окном. Узкий проход напротив окна вел дальше вниз, на другую лестницу, по которой навстречу уже раздавались чьи-то грузные шаги.
Спускаясь, автоматчики напряженно перегнулись и замедлили движение: каждый хотел поскорее увидать Андрея Яскова, окно и того, кто поднимался в башню из за?мка. Еще ступень, другая — и Николай с Перепелицей замерли…
Ясков стоял в пройме окна и раскачивал решетку. Тяжелый чугунный переплет, вделанный в кирпичные стены, едва поддавался его отчаянным усилиям и только чуть-чуть шатался в расковыренных пазах.
Путь закрыт. Николай вынул нож. Он обвел глазами своих, автоматчиков. Бойцы смотрели на него. Даже связист, сутулясь под тяжестью рации, приготовил нож. Каждый взглядом словно хотел отдать свое мужество, свою решимость командиру, чтобы он стал сильнее. Николай почувствовал это.
— Будем пробиваться! — твердо прошептал он, взведя курок пистолета.
Все перевели взгляд на лестницу, ведущую из башни вниз и, отпрянув, прижались к стене. К ним поднимался сухопарый гитлеровский офицер в высокой фуражке. Свет падал на него сверху, лица не было видно, только тускло поблескивала кокарда да пуговицы френча с парадными погонами. Он вышел на лестничную площадку, увидел Андрея Яскова и в ужасе закричал по-немецки, хватаясь за кобуру на животе:
— Здесь русский солдат!..
Андрей обернулся. Он стоял, весь перепачканный кирпичной пылью, светлый чуб нависал из-под шапки на глаза. Руками он держался за решетку позади себя и приготовился ударить ногой гитлеровца.
Погудин сверху точно прицелился в голову немцу. Но Перепелица опередил его, он будто в окоп прыгнул на плечи гитлеровцу. Ясков мгновенно поспешил на помощь, ловко подставил офицеру подножку, и они втроем сразмаху упали на пол.
В короткой схватке мысль приходит мгновенно и тотчас должна быть осуществлена. Время не отсчитывает даже секунды. Боец наносит противнику удар, и горе ему, если он долго начнет соображать, что делать дальше. Тяжелодумие в этот миг — такой же враг, как и медлительность в мускулах и дрожь в нервах.
Николай указал Чащину на дверь, остальным на окно.
Внизу из всех комнат за?мка на крик офицера бежали остальные гитлеровцы. Чащин подскочил к двери и, как только на лестнице затопали тяжелые сапожищи, кинул туда гранату. Раздался взрыв, там заголосили, открыли бестолковую стрельбу. Он бросил еще одну.
Бадяев и Банных раскачивали решетку в окне. К ним подбежал Николай и стал помогать. Прикончив гитлеровца, присоединились Перепелица и Ясков. Впятером они навалились, что было сил, и выломали преграду. Тяжелая решетка с грохотом упала на железную крышу. Все хлынули в окно.
— В парк и дальше — в лес! Рацию вперед, — прохрипел Николай, давая дорогу радисту. — Чащин! Документы!
Чащин знал, что надо делать. Он не стал обыскивать убитого, а ножом в одну секунду вырезал всю грудь его френча вместе с карманами и регалиями.
— Все. Пошли! — Николай кинул в дверь на лестницу еще одну гранату и вслед за Чащиным выскочил на крышу, которая уступами понижалась по бесчисленным пристройкам и флигелям за?мка. Стараясь не шуметь по железной кровле, они ринулись с уступа на уступ. Добежали до края. Радист, за ним Бадяев, Чащин и Перепелица кинулись вниз. Николай уцепился за кромку крыши и, повиснув на секунду, спрыгнул на землю. Андрей Ясков ловко съехал по перержавленной водосточной трубе, которая с шумом обрушилась вслед за ним. Петя Банных растерялся: труб больше не было, и он бросился напропалую в колючие кусты свидовника. Упал, и застрял в цепких шиповатых сучьях, громко охнув.
