— Соня, выслушай меня…
— Юра! — Она серьезно посмотрела ему в глаза. Он заулыбался, и Соня рассердилась на себя, что не смогла взглядом сказать того, что нужно. В голосе ее зазвучало раздражение. — Ты бы лучше подумал, как скорее стать другим. Вот подожди, я тебя еще на комсомольском активе бригады как-нибудь пропесочу. Вялый. Целый день на постели валяешься, когда сейчас все к боям готовятся. Что это такое? Неживой ты, что ли? Как только ты в разведку попал? Неужели и воюешь ты также вяло?
— Воюю? Вот увидишь, как я воюю!
— Хорошо. Посмотрим.
— Идем! — Он резким движением открыл дверь.
— Оденься. На улице мороз, а ты хочешь в гимнастерке. Оденься, оденься, иначе я с тобой не пойду.
Юрий накинул кожанку на плечи, и они молча вышли из землянки. Под ногами мягко хрустел снег. Небо очистилось от туч, и воздух был свежим, прозрачным. Сквозь деревья мертво светила полная луна. Безжизненные тени ложились на белую землю.
— В наступление скоро пойдем? Ты не знаешь? — спросил Юрий.
— Наверное, скоро. — Они прошли несколько шагов молча.
— Юра! Давай вместе напишем письмо в школу. Потом я им буду сообщать, как ты воюешь. А война кончится, обязательно в школу наведаемся. Хорошо?
Юрий слышал дружескую заботу в ее голосе, и в нем загорелось желание совершить необыкновенное. «Вот пойдем в бой — докажу», — решил он, взяв Соню под руку, и торжественно сказал:
— Как другу обещаю, что буду честно выполнять свой долг — любое приказание командира, любую задачу.
— Долг — мало.
— А что же еще?
— Всего себя целиком отдать.
— Я так не смогу, — печально ответил он.
— Сможешь, если захочешь, — решительно сказала девушка.
Юрий ничего не сказал. Потом словно спохватился и заспешил.
— Соня, ты иди, а мне надо к механикам зайти, проверить, как моторы прогрели.
— Ну, конечно, иди. До свидания. — И девушка быстрыми шагами пошла к себе.
— Стой, кто идет? — окликнул на пути часовой.
Соня назвала пропуск. Но часовой обращался явно не к ней. За деревьями чей-то знакомый голос задорно отвечал на оклик:
— Свои. Славяне!
— Пропуск? — щелкнул затвор карабина.
— А чорт его знает, какой у вас сегодня пропуск: мы давно дома не были.
— Лейтенант Погудин? Ура-а! — закричал часовой.
Соня побежала навстречу и через несколько шагов увидела Николая, четырех автоматчиков и связиста с рацией за спиной. Они стояли на свежепротоптанной тропинке. Какой у них странный, смешной вид. Поверх всего обмундирования надето нижнее белье. Шинели заправлены в кальсоны, выпущенные на сапоги. Из под белых рубах торчат воротники с петлицами. Ни дать, ни взять — в маскировочных костюмах.
Луна освещала лицо Николая — запавшие глаза и провалившиеся щеки. Он очень обрадовался встрече с Соней и козырнул широким жестом.
— Здравствуйте, товарищ гвардии сержант!
Из землянок, разбуженные криком часового, выбегали полуодетые танкисты и набрасывались с объятиями на разведчиков:
— Погудин!
— Никола, друже!
— Колька!
— Товарищ лейтенант!
— Подождите, дайте поблагодарить сперва. — Он скомандовал своей группе «смирно», подошел парадным шагом к Соне и крепко пожал ей горячую руку. — Ба-альшое спасибо, товарищ гвардии сержант!
— За что? — смущенно скрывая радостную улыбку, спросила Соня.
— Как же? За поддержку. Выдохнемся — рацию настроим, а вы зовете. Это здорово было! Кабы не вы, мы бы не дотянули. Нет, серьезно. Да вот еще снег, спасибо, вызволил.
— Что же вы не отвечали? — спросила Соня.
— Понимаете, передатчик встряхнули где-то. Ну, и… А приемник работал.
Николай тут же бесцеремонно стянул с себя нижнее белье. Снял шапку и отряхнул с нее снег. Потом оправил шинель и отослал своих бойцов:
— Ну-ка, живо — отдыхать. Завтра наговоримся. Отбой! Вы к себе, Соня? Пойдемте, мне в штаб. Эх, попрошу сейчас у полковника ха-арошую папиросу! Натерпелись мы без курева.
Они медленно зашагали рядом. Николай, не скрывая радости, смотрел на девушку, и в ушах у него звенел ее зовущий голос: «Вихорь! Вихорь» А Соня вдруг почувствовала себя усталой, ослабевшей. У нее слипались глаза. Хотелось лечь, закрыть их и ни о чем больше не думать. «Вернулся! Вернулся!»
Не разговаривая, они медлили. Потом Николай увидел комбрига и начальника штаба, которые вышли ему навстречу. Он наскоро попрощался:
— Ну, будьте здоровы… Соня! Спасибо! В долгу мы перед вами, о-очень.
Был легкий морозец. У Сони горело лицо. Она остановилась и проводила Погудина взглядом. Тот подошел к командирам, вытянулся в струнку, даже каблуками щелкнул и громко отчеканил:
— Товарищ гвардии полковник! Разрешите доложить — ваше задание выполнено!
Почти до рассвета Николай рассказывал командирам о коротком бое в за?мке, о системе обороны противника за линией фронта. По офицерской книжке убитого обер-лейтенанта установили, какая часть прибыла с Запада. Германское командование снимало свои дивизии с фронта, где наступали англичане и американцы, и перебрасывало их на восток.
Николай рассказал, как, они отлеживаясь при появлении опасности в валежнике, в стогах соломы, никак не могли приблизиться к переднему краю. Но в ближайшем тылу, у врага разузнали многое. За эти трое суток до того, как выпал снег, измучились, плутая вокруг да около, но не теряли надежды на спасение.
— Если б не наш Петя, — тихо закончил Николай, — мы бы не вышли оттуда. Немцы, наверное, подумали, что на чердаке был всего один русский. Нас и не искали.
Николай, замолчав, подал комсомольский билет. Командир бригады прочитал вслух: «Банных Петр Васильевич, год рождения 1926».
— Да-а, — произнес задумчиво он. — Начальник штаба! Представить всех к награде!
— Мы просим вас, товарищ полковник, вынести благодарность и гвардии сержанту Потаповой. Не она — ребята не выдержали бы.
— И сержанта Потапову тоже. Хорошо работала. Правильно, Погудин?
Николай склонил голову:
— Извините меня, товарищ гвардии полковник, дайте еще раз закурить, — растерянно вымолвил он.
Окончилась артиллерийская подготовка. Смолк рокот орудий, и советские танки, окрашенные под снег в белое, двинулись вперед. Тысячи машин устремились сквозь дым и пыль первой линии вражеской обороны, поднятой в воздух и превращенной в прах нашими артиллеристами. Многомоторный гул рванулся
