Николай искоса глядел на девушку.
Шуршал под ногами песок. Палка оставляла глубокие следы на дорожке сада.
Соне стало тревожно. Она быстро села на скамью. Николай стоял перед нею. Видно, что он хотел сообщить ей нечто важное. Но он ничего не сказал, а взглянул на часы. Соня спросила:
— Вы куда-то торопитесь?
Он шагнул, к ней. На лице твердая решимость. Он хотел ей предложить сейчас же, вместе о ним уехать на передовую.
— Знаешь что, Соня?
— Что?
— Сержант Потапова, — раздался в саду голос санитарки. — Вас врач вызывает.
Соня поднялась.
— Извините, я сейчас.
Николай смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом аллеи. Он обвел взглядом тихий сад и мирные окна госпитального здания за кустами акаций. Покой наполнял этот уголок земли. И тут он услышал, как где-то, недалеко, в стороне по шоссе проходила колонна танков. Он ощутил, как вздрагивает почва под ногами, — и все решилось разом.
Соня вернулась в сад огорченная. Она спешила к той скамье, где оставила Николая, чтоб предложить ему бежать в бригаду вместе. Она подавала рапорт, и ей не разрешили выписаться досрочно, уговаривали вообще остаться — потом работать в госпитале.
Николая нигде не было. Вечером за ужином ей вручили записку. На листке из полевой книжки размашистым почерком было написано несколько слов:
«Соня, родная. Уезжаю в бригаду. Не могу больше. Не сердись на меня. Николай».
Танки заправлялись газойлем. Гвардии майор Никонов стоял на окраинной улице занятого накануне города и ругался:
— Что у вас головы поотмерзали, что ли? Чем думаете? Где солидол? Газойля понавезли, а чем смазывать?
— Сейчас машина подойдет, товарищ гвардии майор, — успокаивал его офицер, ведающий снабжением горюче-смазочными материалами. — Да вот она.
На дороге показалась трехтонка. Она быстро приближалась. Никонов хотел встретить шофера крепким словцом, но замолк на половине фразы. В грузовике на замасленной бочке сидел Николай и махал палкой.
— Василий Иванович!
— Дьяволенок! — Никонов бросился навстречу, и Николай прыгнул ему в объятия. — Не долечился? Эх, ты мое, чорт знает что! Ну, и ладно. На свежем воздухе быстрее заживет. А похудел ты как. Скучал, поди, там? Теперь тебя сам лично откармливать буду.
— Где Юрий?
— Здесь. Жив и здоров. Был опять ранен, но в госпиталь не поехал.
— Разведкой командует?
— Конечно. И неплохо. У него уже опыт есть.
— Ну, пойдемте скорее. Как я соскучился по всем.
Они зашагали. Никонов отступил чуть-чуть в сторону, любуясь Николаем.
— Глазастую нашу там не видел?
— Встречал.
Никонов остановился, прикуривая, и трубка его шумно засопела.
— Как она, поправляется?
Николай хитро сощурил глаз.
— Поправляется, хочет досрочно вернуться. Что-то вы, товарищ командир батальона, не в меру интересуетесь бойцами не своего подразделения.
— Я люблю ее, глазастую. Дочка у меня, ведь знаешь, такая же.
— Ну да, — лукаво засмеялся Николай. — Вашей Танюше девять лет, а Соне — двадцать.
Никонов добродушно насупился и заговорил о другом:
— Коробочки новые теперь получаем на ходу. Крепко в тылу работают. Первоклассные машины. А сажать некого, людей нехватает. Экипаж — двое-трое в танке. Плохо с этим делом. Вот самолетами все в мирное время увлекались: авиамоделисты, общество содействия, авиаклубы и все прочее. Сколько резервов для авиации. А для танков? — Майор присвистнул. — Одни трактористы. Мало. Любого солдата танкистом не сделаешь..
— Где ж мои ребята? — не терпелось Николаю. — Где Юрка?
— Пойдем, пойдем. Отдыхают все. Скоро двинем дальше и теперь уже… — Комбат сделал выразительную паузу. — На самый Берлин.
— Да ну? Вот во-время я.
— Ты всегда подоспеешь.
Они зашли в большой дом. В вестибюле Николай кинулся к дверям, почувствовал, что там — его автоматчики. Остановился, прислушиваясь.
— Как они тут без меня?
За дверью в большом зале раздавался знакомый размеренный голос.
— Это твой усатый санитар. На-днях из госпиталя вернулся. Опять сказками ребят занимает.
— Дядя Ваня? А как же! Он умеет.
— Смотри, — майор приоткрыл двери. — Тут со всей бригады народу набилось.
Оттуда доносился все тот же бесконечный рассказ дяди Вани.
— Не могу, говорит Вихорь Вихоревич, без дела сидеть, когда болотный Вондулук на нашу землю подул. Давайте, говорит, мне в руки самый тяжелый меч, покажите мне самую трудную дорогу. Полечу я в самую нору вондулучью и отрублю ему голову. Взвился богатырь Вихорь Вихоревич…
Николаю стало невтерпеж стоять перед дверями, и он вошел в зал, где отдыхали бойцы.
— Здорово, гвардия! — широко протянул он руки.
Бойцы ринулись навстречу, будто в зал ворвался ветер и понес всех к дверям.
— Лейтенант наш.
— Товарищ гвардии лейтенант.
— Ура!
Офицеры подхватили его на руки. Он отбивался.
— Стой, нога ранена.
Его бережно понесли и посадили в кресло.
Николай морщился от боли и смеялся.
— Так тебе и надо, — хохотал Никонов. — Не будешь сказку перебивать.
— Пускай перебивает!.. — Подошел сияющий Мирза Нуртазинов. — Товарищ гвардии лейтенант, разрешите доложить?..
— Мирза, дружище. Живой!
— Казахстан — степь, большой, как небо. Мое сердце — так же. Стреляй — не убьешь.
— А Перепелица?
— Раненый.
— Тяжело?
— Нет, не шибко. Будет здоров.
— А это кто там прячется? Бадяев? Ну-ка, иди сюда. Ты что, с гипсом?
