Тороплю мотоциклиста: «Быстрее! Быстрее!» — а он в ответ:
— Куда так спешите, товарищ полковник, ровно на свадьбу!
— Эх, друг, я уж и забыл, какие бывают свадьбы… А ты сам видел когда-нибудь, какие на Кавказе свадьбы? Дудуки играют, барашков режут…
— Шашлык — это здорово, товарищ полковник! — подтверждает мой мотоциклист, смачно цокает языком и жмет вовсю на газ.
— Сильнее жми! — кричу я ему, перекрывая стрекот мотора. — Вот кончится война, второй раз женюсь на собственной жене, свадьбу закачу на весь мир. И тебя приглашу. Только, жми, пожалуйста.
— Жму, товарищ полковник.
— Так жми, как будто тебя шашлык ожидает из молодого барашка и добрый бурдюк арташата…
Мы мчались во весь опор, но зря. На переправе пробка. По всему берегу, едва прикрытые кустарником, столпились танки, самоходки, автомашины.
И один-единственный паром, сколоченный из кругляка. Туда и обратно — не меньше получаса. Нашел старшего по переправе. Пришлось сказать этому майору, что выполняю приказ командарма, и через полчаса был на другом берегу, где уже находились подразделения нашей бригады. Все, кроме танкового полка.
Рассказываю это потому, что хочу отметить как недочет, недопустимый в методике действий танковых войск. В войну, к сожалению, танковые части не могли подчас полностью использовать свои подвижные возможности из-за того, что им не были приданы понтонные подразделения. И любая водная преграда, если ее нельзя было преодолеть вброд, порой становилась тормозом стремительного движения танков. Сиди и жди, пока тебя перебросят средствами армии или фронта.
Используя подручные средства, смастерив плоты из чего попало, моторизованные батальоны бригад и разведчасти корпусов форсировали Вислу и вышли на рубеж Коношивница, Богоря, завязали бои с противником.
Когда были подброшены понтонные средства, началась массовая переправа танков, артиллерии, а также соединений 13-й армии генерал-лейтенанта Н. П. Пухова.
Войска обеих армий захватили огромный плацдарм, его надо было расширять и укреплять. Паромные переправы не могли нас удовлетворить. Необходим был понтонный мост через реку, чтоб обеспечить непрерывную переброску войск и снабжения.
Противник чуял здесь свою обреченность и потому сопротивлялся остервенело. Под непрекращающимися налетами его авиации наши понтонно-мостовые подразделения наводили мост. Бесстрашие и самоотверженность солдат и офицеров инженерных войск вызывали восхищение. Переправа не прекращалась ни на минуту.
Утром 1 августа в этот район подошла 3-я гвардейская танковая армия П. С. Рыбалко.
К августу войска 1-го Белорусского фронта вышли в район Седльце.
Бои были тяжелыми, кровопролитными. Враг предпринимал ряд последовательных контрударов. И вот в это время началось восстание в Варшаве. Немцы бросили против почти безоружных варшавян танки, артиллерию, авиацию. Фашистские головорезы выполнили приказ своего фюрера — затопили Варшаву кровью.
После войны варшавяне при братской помощи советского народа возродили свою столицу, бережно, по чертежам, восстановив ее былой облик и еще больше украсив Варшаву.
И снова вперед на врага!
В сорок четвертом мы, естественно, не могли еще знать, что после войны в Польше, как и в других странах Восточной Европы, власть возьмет в руки народная демократия, которую возглавят коммунистические и рабочие партии, в Польше — Польская рабочая партия и что она поведет свой народ по пути строительства социализма. Что быстро залечит Польша свои раны, нанесенные войной, так быстро возродит свою столицу. Мы были полны самых теплых чувств к братскому народу, который так радушно встречал нас. Никогда не забуду, как подбирали поляки на поле боя наших раненых солдат, как выхаживали их, спасали от потери крови, от неминуемой смерти…
В возродившейся, как Феникс, красавице Варшаве я бывал после войны не раз. Этот город дал свое имя Варшавскому Договору, миролюбивому, но боевому союзу социалистических стран, готовых встать на защиту своих социалистических завоеваний, если им будут угрожать силы агрессивного военного блока НАТО или любые другие силы, которым не дают покоя лавры нацистских вояк.
То, что Варшавский Договор, союз братских армий, — сила достаточно грозная, чтобы противостоять любой агрессивной силе, достаточно ясно продемонстрировали совместные боевые учения братских армий, имевшие место в последние годы.
Наши войска, захватив плацдарм на западном берегу Вислы, в районе Сандомира, продолжали накапливать здесь силы. Противник тоже сосредоточивал резервы с целью отбросить назад советские части — он понимал всю опасность складывающейся ситуации. В район Сандомира он перебросил 17 дивизий, 6 бригад штурмовых орудий и отдельные батальоны танков «королевский тигр». Гитлеровцы стремились встречными ударами на Баранув отрезать советские войска на плацдарме от главных сил и уничтожить их.
В подразделениях группы армий «Северная Украина» зачитывался «знаменитый» приказ фюрера: «Мы не можем позволить русским наступать дальше. Потеря Кельне означала бы утрату важнейшего опорного пункта на подступах к Восточной Германии… Приказываю: группе армий „Северная Украина“ ликвидировать русские плацдармы в районах Баранува и Магнушева. А. Гитлер»[39] .
Ну-ну, приказывай… Только выполнят ли твой приказ?.. Нынче ведь не те времена, когда немецко- фашистские войска наступали по Европе, словно прогулку совершали по бульварам…
Вслед за контрударом, который противник осуществил 2 августа, утром 11 августа 3-я и 16-я немецкие танковые дивизии при мощной поддержке авиации нанесли удар в направлении на Сташув. По всему фронту захваченного плацдарма развернулись жестокие сражения.
Кое-где врагу удалось даже продвинуться километров на десять. Но танковый его таран наткнулся на сильную нашу противотанковую оборону и увяз в ней. Всюду на полях сражений горели вражеские танки.
Бои на Сандомирском плацдарме продолжались. 13 августа последовал очередной контрудар противника. Здесь он бросил в бой и новую секретную машину — «королевский тигр», тяжелый танк. Но советский танкист младший лейтенант А. П. Оськин подбил три «королевских тигра» — их отправили в Москву. В один из таких нелегких дней, когда наши с В. М. Гореловым бригады под непрерывной бомбежкой с воздуха, непрекращающейся артиллерийской бомбардировкой отбивали ожесточенные атаки гитлеровцев, к нам на НП прибыл из штаба фронта один танковый начальник, которого танкисты прозвали Фан Фаныч. Прозвище это так приклеилось к этому человеку, что по прошествии нескольких десятков лет только оно и сохранилось в памяти тех, кто его знал.
На свою беду, будучи «штабным» в самом нарицательном значении этого слова, Фан Фаныч был маленький, щупленький, с круглой, совершенно лысой головой, он не говорил, а выстреливал слова со скоростью, превышавшей самые скорострельные пулеметы. При этом любил говорить назидательным тоном, пересыпая речь параграфами инструкций и наставлений, расхаживая перед подчиненными, заложив руку за борт кителя.
Так случилось, что, когда «виллис» Фан Фаныча подъезжал к нашему НП, здесь стояла совершенно мертвая тишина. За несколько минут до этого был адский грохот, длившийся без передышки много дней кряду, — противник обстреливал и бомбил наши позиции с утра и до темна… А тут вдруг совершенно неожиданно и непонятно по какой причине — абсолютная тишина, ни тебе даже хлопка от винтовочного выстрела. И надо же, чтоб именно в этот момент показалась машина Фан Фаныча…
— Вот не было печали, — пробурчал Горелов.
— А тут еще так тихо, как будто и войны нет. Сейчас станет допытываться, почему мы отошли почти на десять километров, — ответил я.
— Господи, если ты есть, — шутливо взмолился Горелов, — сделай, чтоб у нас стало так, как было все
