Когда закон бессилен

—    Должность, фамилия и отделение? — спросил Николай.

—    Участковый инспектор старший лейтенант Тру­бив, — вытянувшись, четко представился милицио­нер.

—     Вот что, старлей, —улыбнулся Зюзин, -—да­вай разойдемся с миром. Здерь трупов нет, ви­дишь? — кивнул он на приподнявшегося Хрипато­го, — все целы и здоровы. Заявления никто писать не будет. Этого тоже возьмите, — засмеялся Зюзин. — Ему все-таки досталось. Доставим его домой.

—    Но послушайте, — милиционер нерешительно оглядел парней. — Все-таки была драка. Да и ваше удостоверение. Зачем вы показали его мне? Кто вы?

—    Отдел охраны ФСК, — приглушенно ответил Зюзин. — Я не имею права предъявлять его в нера­ бочее время, но эти ребята из моей команды — я тренер по рукопашному бою. А если честно, — при­знался Зюзин, — просто хотел произвести на тебя впечатление, но ты молоток, — одобрительно улыб­нулся он. — Похоже,

на

работе для тебя авторитетов нет.

—    Я выполняю свой долг, — скромно принял похвалу Трубин.

Растогин сделал глоток.

—    Вы прекрасно варите кофе, — он взглянул на стоящую рядом Регину.

—     Вы мне уже не раз говорили это, — улыбну­лась она.

—    Тем не менее, — поставив чашку, неожиданно спросил. — В каких вы отношениях с Зюзиным?

—    Что? — только чтобы не молчать, спросила  она.

—    Сколько лет вы работаете секретарем?

—     С вами два года, — лихорадочно соображая, что ответить на его первый вопрос, сдержанно сказа­ла Регина.

—    Я все время был доволен вами, прошу ответить честно: в каких отношениях вы с Зюзиным?

—     Ничего особенного в наших отношениях нет, — осторожно проговорила она, — правда, если не счи­тать того, что полгода назад мы встречались. Но это было недолго, около месяца.

—     Ну, а сейчас? — немного помолчав, продол­жил Растогин, — встречаетесь?

—     Позвольте, Павел Афанасьевич, — с раздраже­нием сказала Регина, — я не пойму вас. В конце концов я имею право на личную жизнь. И Николай, думаю, тоже. Если у вас есть ко мне претензии по работе, то ради Бога объясните, в чем я виновата?

—    А вы подумайте, — спокойно предложил он, —. и решите. Потому что, если говорить откровенно, мне очень не хотелось бы терять вас. Спасибо, — снова поблагодарил он, — кофе чудесный. Вы свободны, Регина. И прошу хорошенько подумать над тем, что я сказал.

—    Кретин, — Зюзин зло посмотрел на рослого парня с распухшим носом и заплывшими глазами. — Это же Хрипатый, человек Редина, черт бы тебя взял!

—     Но я думал, это тот, — зашепелявил па­рень, — про которого вы говорили.

—    Он знает, что вы от меня? — быстро спросил Николай.

—     Нет, — помотав головой, парень охнул и при­жал руки к носу.

—     Не успели, значит, представиться, — усмех­нулся Зюзин. Немного помолчав, решил: — Выбрось­ те его в каком-нибудь сквере. Хотя не мешало бы узнать, какого черта он делал у квартиры Гальки. Возможно, Редин решил прибрать к рукам дело Растогина. Иначе чего бы Хрипатый там терся.

—     Спортсмен, — несмело обратился к нему си­девший рядом с водителем парень, — вон сквер. Ска­зать, чтобы выбрасывали?

—    Да. И без добавки.

Георгий почувствовал, как его вытащили из ма­шины. Чуть приоткрыв глаза, он увидел, что его несут мимо кустов. Четверо парней сошли с асфальтирован­ной дорожки, вошли в кусты и осторожно положили его на траву. Георгий решил, что сюда его притащи­ли, чтобы добить. Он сделал глубокий вдох. Острая боль полоснула по ребрам. Прикусив губу, сдержал стон. Услышав удаляющиеся шаги, снова приоткрыл глаза. Он лежал в кустах. Рядом никого не было. Георгий попытался сесть. С коротким стоном прижал ладони к правому боку.

— Суки, — прохрипел он, — кажется, покоцали прилично. Сломали, что ли?

Со стоном поднялся. Осмотревшись понял,. что его оставили в каком-то парке.

Анна и атлетически сложенный парень, расстеги­вая друг на друге все, что можно расстегнуть, упоенно целовались.

Галя очистила яблоко, нарезала его дольками.

—     Ешь, Павлин — ласково улыбаясь, она по­двинула тарелку к сыну.

—     Мама, —- жалобно Проговорил мальчик, — я домой хочу. Скоро я выздоровлю?

—    Совсем скоро, — она погладила его по голо­ве. — Ты уже почти здоров. Вот еще немножко, и поедем домой.

 Сегодня утром сестра сказала, что к ней пришли посетители. Виталий и рослый темноволосый человек, ждали ее в вестибюле.

—    Познакомься, Галя, это Антон, — сказал Ви­талий, — мой хороший знакомый. Альберт Кирилло­ вич просил передать привет. Он в командировку уехал. Вернется дней через пять. Как приедет, сразу тебя навестит. А я тоже на несколько дней покидаю златоглавую, — съезжу к другу.

Галгя вздохнула. Она почти сразу после знакомства с Виталием поняла, что, несмотря на его прошлое, он ей симпатичен. Сначала она опасалась, что Виталий неправильно поймет ее приглашение и будет к ней приставать, но он вел себя с ней дружелюбно и не более. Галя призналась себе, что ее это слегка задело. В ее жизни были два мужчины. Андрей, которого она любила, и Николай, в объятия которого она броси­лась, желая заглушить боль от предательства Андрея, но продолжалось это недолго.

—    Мама, я спать хочу, — отвлек ее от воспоми­наний голос сына.

—    Утром будем в Пензе, — сказал Зубр. — Ты там бывал? -— спросил он Виталия.

—    Не приходилось.

—    Я был два раза. Так, проездом. Вообще-то во второй раз тормознулся на пару деньков, — Зубр погладил себя по груди. — Бабец одна заарканила, ништяк телочка, все при ней. Когда ты жребий кидал, куда покатим, когда Пенза выпала, я об этой бабе вспомнил. Может, заскочим?

—    Думаешь, ждет? — засмеялся Граф.

—    Скорее всего, нет, — усмехнулся Антон. Я потому и свалил в темпе, — признался он, — что она уже на второй день о совместной жизни зачирикала, представляешь? — ужаснулся он. — Она на работу ушла, вагоновожатая на трамвае, я деньжат оставил и на отрыв. Первым же поездом укатил.

—     По-моему, туда лучше не соваться, — захохо­тал Граф, — а то она тебе яйца вырвет!

—    Запросто, — согласился Зубр. — Баба креп­кая. Я ее в кинотеатре снял. Там «Маленькая Вера» шла. Народу тьма. Билеты за неделю вперед разобра­ны были. Мне-то чхать на все эти страдания, — отмахнулся он. — Я как раз мимо топал.

 —    Глядь, — вспоминая, он чмокнул губами и покрутил голо­вой, — лошадка клевая. Там спикули, суки, втридо­рога билеты гнали, она то к одному, то к другому. А те ломят, падлы. Она чуть не в слезы. Ну, в общем, я наскоряк объяснил одному шпендику, что шкуру сни­мать с рабочего класса очень даже огнеопасно, и взял два. И так с понтом под зонтом мимо нее. Кому, говорю, билет нужен. Меня чуть на куски не порва­ли, — хохотнул он, — а я ей сунул. Она мне бабки дает. А я под помощника режиссера косил. Ну а после кино думал ее на хату затащить. Там была одна малина, но она меня к себе пригласила.

Согретый воспоминанием, Зубр улыбнулся.

—     Нам жилье искать нужно будет, — вернул его к действительности голос Графа, — потому как на гостиницу нырять стремно. Менты вычислят с ходу. Да и часто теперь эти рейды гребаные, — зло вспом­нил он проводимые милицией проверки гостиниц, — а под расческу попадешь — сливай воду.

—    Да чего-нибудь придумаем, — спокойно ото­звался Зубр. Покосившись на своего приятеля, кото­ рый стоял в майке с короткими рукавами, завистливо вздохнул: — Ништяк тебе, наколок нет. А тут как на пляж нарисуешься, словно марсианина увидят. Все глаза палят. И мусора вот они, ваши документы и тэ дэ. Ништяк хоть пальцы не исколол, а так бы вообще караул. Ходи весь год в перчатках.

—    Вот поэтому я наколок и не делал, — засмеял­ся Граф.

Отпустив кнопку звонка, Валентина сердито по­смотрела на дверь квартиры.

— Где же он? — прошептала она. После разгово­ра с братом Валентина уже два часа искала