— Не путай меня со своими прислужниками. Лучше решай, что делать будешь. Ивачев уже ищет учителку.
— Значит, Георгий положил тебя в больницу под чужим именем? — удивленно раскрыла глаза Валентина.
— Я это узнала уже после, — грустно улыбнулась мать. — Он приехал ко мне, а я как раз лежала в больнице. Жора почти силой увез меня в Москву. Я-то считала, что мне уже никто и ничто не поможет. А...
— Мама! — со слезами воскликнула дочь. — Почему ты мне не написала? Я бы...
— Значит, он не отдавал тебе мои письма, — чуть слышно проговорила Валентина Анатольевна.
— Сволочь! — Валентина, прижавшись к плечу матери, заплакала. — Я во всем виновата... прости меня... мама... милая...
Лежавший в стены на старом матраце Георгий застонал и открыл глаза. Женщины бросились к нему.
— Жора, — над наклонилась Валентина Анатольевна, — как ты себя чувствуешь? У тебя рана на спине. И голова разбита. Ты не шевелись. Не...
— Откройте! — прервал ее громкий крик дочери. — Немедленно выпустите нас! Откройте! Вызови те Константина Федоровича!
— Перестань, — негромко попросила мать. — Мы здесь уже почти сутки. Не тот человек Зяблов, чтобы выпустить нас. Он понимает, чем это для него кончится. Ведь он Ириного мужа у...
— Мама! — испуганно воскликнула Валентина. — Ты понимаешь, что говоришь? Неужели ты думаешь...
— А тут и думать нечего, — прохрипел Георгий. — Твой папуля точно так же поступил бы. А он и Зяблов из одной колоды.
— Значит, ты думаешь, что он нас убьет? — закричала Валентина.
— Доченька, — мать прижала ее к себе, — не бойся...
— А ты сама как бы поступила? — Георгий с трудом сел.
— Как ты смеешь так говорить? — рассердилась Валентина.
— А ты забыла про пчеловода? — насмешливо напомнил Георгий. — Ведь с твоего благословения Богунчик к нему Хирурга повез. Или...
— Прекрати! — закричала она. Валентина Анатольевна, растерянно переводя взгляд с дочери на Георгия, хотела что-то сказать. Помешал ей скрип открывающейся двери. В небольшую освещенную тремя лампами дневного света комнату без окна вошел Рахим. Быстро осмотревшись, отступил в сторону.
— Немедленно выпустите нас! — бросаясь к двери, воскликнула Валентина.
— Не надо! — ухватив ее за руку, отчаянно закричала мать. Вырвавшись, дочь подбежала к Рахиму. Легким толчком в грудь он отбросил взвизгнувшую от боли женщину.
Дотронувшись до замотанной разорванной майкой головы, Георгий попытался встать. Валентина Ана тольевна удержала его.
— Позовите Константина Федоровича! — с ненавистью уставившись на Рахима, потребовала Валентина.
— Сейчас вы будете обедать, — равнодушно сказал узкоглазый. — Хозяин придет, когда сам захочет.
— Вы понимаете, что делаете? — спросила Валентина Анатольевна. — Это же преступление! Вы ответите за это!
— Как он, доктор? — взволнованно спросил Феоктистов пожилого врача.
— Ранение тяжелое, — вытирая руки, уклончиво ответил врач. — Ему в грудь йсадили заряд картечи. Он потерял много крови, — замолчав, одернул халат.
— Он будет жить? — тихо спросил капитан.
— Мы делаем все возможное, — врач опустил голову.
— Ты мне прямо скажи! — подступив к нему вплотную прорычал Сергей. — Без этих своих меди цинских терминов. Жить подполковник будет?
Зяблов, задумчиво смотревший на телефон, внезапно ожил.
— А что? — пробормотал он. — Стоит попробовать. Я убью сразу двух зайцев, если получится. И Волошина уберу руками москвичей. Веды в конце концов у них всегда были нелады. А сейчас тем более. Я окажу ему услугу, а он, в свою очередь, мне. И вот тогда, — с неожиданной яростью вспомнил он Зимина, — майор, ты научишься разговаривать со мной так, как я этого заслуживаю.
— Павлик, — простонала Галя, — сынок.
— Она очнулась! — радостно воскликнула сидевшая рядом медсестра.
— Галина Семеновна, — моментально оказавшись возле кровати, тихо спросил молодой худоща вый человек в наброшенном на плечи белом халате. — Что хотели от вас ворвавшиеся на квартиру люди?
— Товарищ капитан! — сердито проговорила медсестра. — Она еще не пришла в себя! Да что же ты делаешь, ирод! — схватив сотрудника угро за руку, она отдернула его от раненой. — Я сейчас врачу пожалуюсь!
— Да вы поймите, — прошептал капитан, — у нее пропал сын. Вы представляете, что может слу читься с мальчиком? Нам нужно...
— Вы не отдаете себе отчета в том, что говорите, — услышал он недовольный голос. Обернувшись, увидел сухощавую высокую женщину в белоснежном халате и строгих очках. — Лапина только что пришла в сознание. Ее беспокоит сын. Как вы думаете, что она почувствует, узнав о том, что сына украли?
Швед запер машину и быстро пошел к больнице. Он спал всего два часа, но усталости не чувствовал. Всю ночь и утро он потратил на разговор с теми, кто занимался или был причастен к похищению детей. Но ничего не узнал. Правда, один недавно освободившийся уголовник за определенную сумму сказал, что видел знакомого по лагерю и, насколько помнит, тот упоминал какого-то Стаса, чьи заказы он выполнял. Как понял Швед, этот Стае не брезговал ничем, лишь бы прилично платили. Швед позвонил Растогину. Он поверил, что Растогин не имеет к пропаже Павлика не малейшего отношения, и сообщил то немногое, что ему
Растогин медленно ходил по кабинету. Остановившись, брал какую-нибудь вещь и, зачем-то протерев - ее полой пиджака, клал на другое место. Павел Афанасьевич с бронзовой пепельницей в руке растерянно, словно пытаясь решить, куда ее поставить, стоял у стола. Мелодичный звук радиотелефона заставил его, выронив пепельницу, схватить телефон. Пепельница упала ему на ногу.
— Да! — сморщившись сказал Растогин.
— Мама! — услышал он пронзительный, полный страха голос мальчика.
— Павлик, — обхватив радиотелефон обеими руками, прошептал Растогин. — Где ты?
— Он у нас, — услышал Павел Афанасьевич спокойный мужской голос. — И с ним некоторое время ничего плохого не случится.
— Кто вы!? — воскликнул Растогин. — Чего хотите?! Я сделаю все!
— Мы знаем. Но всему свое время. Сначала сделайте так, чтобы милиция перестала разыскивать мальчика.
— Но послушайте! — испуганно проговорил Павел Афанасьевич. — Вы же понимаете, что это невозможно! Милиция...
— Для этого я даю вам семь часов, —перебил его голос. Услышав гудки отбоя, Растогин схватился за сердце и упал.
— Альберт? — изумился Знаменский.
Швед обернулся.
— Ты?
— Здравствуй, — прошептал Виконт. Швед оглядел его с головы до ног. Остановив взгляд на боль ничных шлепанцах, спросил: