Вдали, конечно, наклонялась ива,И водопад срывался с крутизны,Сверкая пеной снежной белизны.16На столике — верней, на туалете(Я точности придерживаться рад;О самом незначительном предметеЯ говорить не стану невпопад!)Свеча горела тускло. В мутном светеГероя моего усталый взглядВстречал картины, вазы, гобеленыИ темные готические стены.17Он вышел в зал. В багетах темных рам,В неясной мгле таинственного светаМерцали величаво по стенамПрекрасные старинные портретыДавно почивших рыцарей и дам,Кольчуги, шлемы, розы, кастаньетыПортреты мертвых под лучом луныОсобенно печальны и страшны.18Суровый рыцарь и седой монахПри лунном свете будто оживают;Шаги твои на дремлющих коврахТаинственные шорохи рождают;Во всех углах гнездится смутный страх,Причудливые блики выплывают:«Как смеешь ты блуждать в ночной тени,Когда не спят лишь мертвые одни?»19Неуловимо — призрачно смеетсяКрасавица, почившая давно;Ее истлевший локон резво вьется,Ее лицо луной озарено…Портрет навеки юным остается,Ему бессмертье странное дано;Ведь и при жизни все портреты нашиВсегда моложе нас — и часто краше!20Итак, Жуан мечтательно вздыхалО том, что все подвластно изменениюИ женщины и чувство. Он шагал,Стараясь заглушить свое волненье,И вдруг неясный шорох услыхал…Быть может, мышь? Быть может, привиденье?(Никто не любит слышать в час ночнойШуршанье между шторой и стеной!)21Но то была не мышь, а тень немаяМонаха в темной мантии, в шлыке;Он подвигался, глаз не поднимая,Сжимая четки в призрачной руке,Ныряя в тень и снова выплываяНа лунный свет, как лодка на реке,И только поравнявшись с Дон-Жуаном,Его пронзил каким-то взором странным.22Жуан окаменел; хоть он слыхалО призраках в старинных замках этих,Но как-то никогда не допускал,Что человек способен лицезреть их.Он россказням совсем не доверял:Что призраки? Вранье! Ведь мы не дети!Но что-то вдруг мелькнуло перед ним,Как облако иль стелющийся дым.23