Три раза кряду это порожденьеЗемных, небесных или темных силПрошло по галерее; без движеньяЗа ним Жуан испуганный следил,И волосы его, как дуновенье,Неизъяснимый ужас шевелил.Остановить монаха он пытался…Увы! Язык ему не подчинялся!24На третий раз таинственная мглаГлубокого глухого коридораМонаха поглотила. Там былаПростая дверь, а может быть, и штора;Бесплотные и плотные телаСпособны от внимательного взораВдруг исчезать неведомо кудаБез явственной причины и следа.25Встревоженный Жуан не шевелился,Не отрываясь глядя в полутьму,В которой непонятно растворилсяУжасный дух, явившийся ему.И каждый бы, я думаю, смутился,Увидев непонятное уму.Рассеянный и бледный, еле — елеОн ощупью добрался до постели.26Здесь он протер глаза и поспешилВзглянуть вокруг: свеча на туалетеГорела безмятежно. Он решилНайти забвенье в лондонской газете,Где дипломат, и критик, и зоилОхотно судят обо всем на светеО короле, о ваксе, о балах,О внешних и о внутренних делах.27Здесь все напоминало мир живых,Но все — таки его дрожали руки;Прочел он несколько столбцов пустыхИ, кажется, статью о Хорне Туке;Под одеялом съежился, притих,Ловя тревожно все ночные звуки;И скоро сон — целитель слабых силЕго глаза усталые смежил.28Но часто просыпался он тревожно,Не понимая, что же видел он:Виденье ль? Сновиденье ль? Все возможно,Хоть суеверный страх уже смешон.К утру он задремал, но осторожноСлуга прервал его недолгий сон,Предупредив почтительно и чинно,Что время одеваться господину.29Мой Дон-Жуан оделся. Сей обрядОбычно развлекал его немало,Но в этот день его унылый взглядИ зеркало почти не занимало.Он локоны расправил наугадИ застегнул жилет довольно вяло,И галстук у него на левый бокПодвинулся — почти на волосок.30Он появился к утреннему чаю,Рассеянно к столу придвинул стулИ, на приветствия не отвечая,Рассеянно из чашки отхлебнул,Обжегся — и, смешков не замечая,За ложечкою руку протянулТут сразу угадала Аделина.Что тайная тоска всему причина.