— Она богата и может все устроить.
Но мне больше нравилось выпивать с Филиппом и спать с Жаном. Я даже не ожидала, что это мне будет так приятно. И меня совершенно не волновали неуклюжие благовоспитанные мальчишки в прыщах, с которыми я иногда встречалась в домах друзей Джулии. Но она постоянно намекала на какой-то сюрприз, что, мол, после окончания школы, я буду вести настоящую светскую жизнь.
Я была у нее в гостях, когда мне исполнилось восемнадцать. Джулия выглядела неважно: начал отвисать подбородок, на правой ноге набухли вены, и по-прежнему не было никого, кроме Тревора Блейка, в ее жизни. Я почему-то вспомнила, как она держала в руке мое кольцо, гладила и как бы взвешивала его.
А время летело быстро, губы у нее стали тоньше, особенно это становилось заметно, если она не улыбалась, и глаза при этом были злыми. Дело Джулии процветало, и за все эти годы она заработала уйму денег. Отец постоянно говорил о том, как она богата. Она покупала себе драгоценности и разрешала мне их примерять.
Я как-то смотрела на себя в зеркало и щурила глаза.
— Что ты пытаешься там увидеть? — спросила Джулия.
— Диадему. Если бы ты вышла замуж за лорда Редфорда, у тебя было бы их достаточно, не так ли?
— Ах, оставь! Чем тебе не нравятся эти изумруды?
— Тебе их никто не дарил. А ведь он был любовью всей твоей жизни, разве не так?
— Флоренс, что ты выдумываешь?! С ним было довольно интересно, но он не был моей единственной любовью.
— Тогда, что же такое любовь?
— Жар, — тихо ответила она.
— Жар?..
— Да, горение, тепло, свет! Я не могу тебе объяснить. Ты потом поймешь это сама.
В Париже жизнь моих подруг была уже предрешена. Они сдадут экзамены и потом будут долго отдыхать, забыв обо всем и пытаясь лишь хорошо загореть. Потом осенью они вернутся в Париж, где пойдут на курсы или будут учиться в университете. На курсах их будут учить кулинарному искусству или даже искусствоведению, они смогут также стать специалистами по связям с общественностью. А я собиралась поехать в Лондон и жить там с Джулией.
Но вместо того, чтобы сдавать экзамены, мы устраивали манифестации на улицах, некоторые из нас даже помогали захватить какой-то часовой завод на окраине. Мы швыряли камнями в полицейских и требовали свобод. В душе чувствовался какой-то необъяснимый подъем. Я не была дома целых шесть дней!
— Тебе придется снова заниматься, ты потеряла целый год, — сурово заявил мне отец. Юнцы подожгли его машину на бульваре Сен-Жермен, и он подал в суд, требуя возмещения убытков.
— Если бы ты не влезала в эти дела, то жила бы спокойно со мной, — сказала Джулия, — Ты сама во всем виновата.
— Но мы все занимались этим. Так ведут себя все молодые люди во Франции.
— Никогда не следует идти за толпой, особенно если она занята грабежом и разбоем!
Булыжник мостовой покрыли асфальтом, и узор на ней, похожий на веер, навсегда исчез. По улицам ходили патрули. Я вернулась в школу и редко проводила время с Джулией.
— У меня возникли кое-какие сложности, — сказала она мне по телефону. — Приезжай в следующем месяце.
Потом встреча отложилась еще на месяц. Я увиделась с ней ненадолго только на Рождество. Дом казался совсем другим, там появились новые вещи, привезенные с Востока.
Я вернулась в Париж немного удивленная. Казалось, что она не хотела, чтобы я была с ней.
Джулия приехала в Париж весной. Мне так надоело в школе, но я старалась честно выполнять свои обязательства.
— Я погощу у тебя осенью, да или нет? — спросила я, когда мы все не спеша пошли на ленч по Рю Джекоб, мимо магазинчика отца.
— Конечно, — ответила Джулия. На ней были плотно облегавшие ноги темные брюки и замшевые туфли без каблуков.
Я сдала экзамены и провела лето в Провансе с отцом и Мишелем, как обычно. Когда в сентябре мы вернулись в Париж, позвонила Джулия и сказала:
— Почему бы тебе не отдохнуть несколько месяцев? Приезжай зимой, в феврале. Я устрою для тебя прием в день святого Валентина.
Я подумала, не наказывает ли она меня за участие в молодежных волнениях? Но это было так давно.
Три месяца я работала в модном магазинчике — бутике — продавая косметику. Мне не хотелось работать вместе с отцом. Он по вечерам и так поддразнивал меня насчет давних манифестаций, и мне не хотелось выслушивать все это еще раз и в течение дня. Джулия вела знакомства со многими сведущими людьми, поэтому не было сомнения, что меня примут в институт Курто, где я стану изучать историю искусств.
— Ты можешь заниматься этим в Лувре, — заметил отец, — или даже в лавке древностей.
Но я твердо решила, что буду жить с Джулией и твердила своим друзьям в Париже, что все сделанное мною ранее не имело никакого значения. Я твердо решила уехать и даже перестала встречаться с Филиппом. Мне кажется, что он вздохнул с облегчением. Он только начинал свою карьеру, и ему следовало вести себя пристойно. Я сказала Жану, что буду с ним встречаться в каждый свой приезд в Париж.
В начале января, за месяц до переезда в Лондон, я проводила уик-энд с Джулией. Она повесила новые занавески в мою комнату, а постель была застелена новым стеганым одеялом.
— Точь-в-точь как у меня, оно тебе так нравилось, — сказала Джулия.
На моем столе лежали книги некоего автора по имени Гомбрич. Они как бы предсказывали, что впереди у меня будет много трудной работы. Я сомневалась — может, мне лучше просто работать в магазине. Джулия пришла в ужас.
— Ты приедешь сюда не для того, чтобы проводить жизнь впустую. Да, и не забудь привезти рецепт супа, который готовит Нгуен, запиши все подробно.
Я была счастлива и чувствовала себя совсем как дома. В своем новом положении я становилась почти коренным жителем Лондона, отец и Мишель казались мне немного жалкими и совсем иными. Я легко могла расстаться с ними.
— Ты знаешь, — сказала мне позже Джулия, когда мы обедали у нее на кухне, — все, о чем ты мечтаешь, может исполниться.
— Правда?
У нее была довольная улыбка и мечтательные глаза.
— Правда, правда. Только иногда этого приходится слишком долго ждать.
Она дала мне список вещей, которые она хотела, чтобы я привезла из Парижа: большую бутыль духов от Герлена, льняные наволочки из магазинов на Рю дю Бак, ожерелье, за которое она уже заплатила, но оставила починить замочек в магазине, недалеко от отцовского магазинчика, на Рю Джекоб, и бледно- бирюзовые колготки.
— Их можно купить только в Париже, — сказала Джулия. — Ты мне их вышли сразу…
Когда я начала упаковывать вещи, отец позвал меня в гостиную и положил мне руку на плечо, словно посвящал меня в рыцари.
— Когда-нибудь ты станешь очень богатой женщиной, — сказал он.
Мне стало неприятно от его прикосновения. Слово «богатый» всегда напоминало мне о моей бабке Оливии. Я не желала становиться такой же толстой, как она. Я покачала головой и сказала:
— Нет!
— Я просто так сказал тебе об этом, — продолжал отец, почти по слогам выговаривая слова. — Потому что ты будешь встречаться с разными мужчинами, и мне бы не хотелось, чтобы ты увлеклась первым
