постели Мари спит служанка, а сама она лежит неподвижно. Лицо баронессы было таким же белым как простыни. Сен-Мартен вошел внутрь. Постояв несколько секунд рядом со своей «Изольдой», он невольно улыбнулся, вспомнив, как тогда, в детстве, забирался ночью к ней в постель и клал между ними деревянный меч, как в легенде. История ведь гласила, что рыцарь Тристан, которому было приказано охранять и беречь королеву Изольду, не мог ни уронить своей чести, ни сдержать страсти, потому спал в одной постели с возлюбленной, но клал свой меч посередине, как свидетельство невозможности их любви.
Мари тогда приезжала к ним со своим отцом, Лизхен Риппельштайн не было с ними. Сегодня Клод впервые узнал о ее существовании. Сен-Мартен потер лоб левой рукой. Еще раз взглянув на бледное лицо баронессы, он сделал несколько бесшумных шагов назад и вышел так же тихо, как и вошел.
Вернувшись в свою спальню, Клод ощутил сильнейшую тревогу. Он никак не мог понять, что именно происходит в замке, какую роль во всем этом играет граф Салтыков, что делать с Мари? Сен-Мартен не верил в простые совпадения. Он во всем видел Божий промысел, который нужно только распознать, угадать. Клод молился, чтобы Бог открыл ему истину, указал правильный путь.
Утром в замке появился префект, который выслушал внимательно сбивчивые объяснения барона о том, что фройляйн Риппельштайн помутилась в рассудке и стала опасна. Рихард рассказал о смерти своей тещи, которая наступила в результате, как он выразился «злонамеренной клеветы» со стороны Лизхен. Барону, который только что проснулся, все происходящее вначале показалось продолжением кошмарного сна. У фон Штерна затекло все тело от спанья в кресле, голова болела и он морщился от каждого звука, потому что любой шум тут же напоминал ему хруст шейных позвонков Лизхен.
Граф Салтыков сидел в халате на диванчике, ждал свой завтрак, и поглядывал на виконта. Де Грийе спал. Утренний свет делал его лицо совсем старческим. Салтыков впервые в жизни почувствовал себя виноватым. До вчерашнего дня он считал происходящее не более чем забавной игрой, что-то вроде шахмат. Однако Мари тронула его сердце. Еще никогда Александру не приходилось видеть женщины, которая бы столько страдала, и причем, незаслуженно. Ее чистота, природный ум, старомодные понятия о долге, честности, стремление вновь завоевать охладевшего мужа. Непостижимо, чтобы в испорченном либертинажем, философией разврата, XVIII веке существовала женщина, добровольно ограничившая себя только собственным мужем! Салтыкова поразило изумительное сочетание красоты и добродетели, дьявольской прелести и ангельского терпения, страсти и скромности, словно вода и огонь соединились в Мари. Александр с удивлением заметил, что когда он думает о баронессе фон Штерн, глаза его заволакивает полупрозрачной дымкой, а все происходящее перестает существовать. Это было новое, странное и очень волнующее чувство. Ранее он считал, что мужчины не могут испытывать ничего подобного к женщине. Однако встреча с Мари фон Штерн все изменила.
Рихард тем временем, заикаясь, рассказал о том, как был вынужден остановить Лизхен Риппельштайн, которая накинулась на его жену. Префект выслушивал все это без особого участия. Еще ночью, когда ему сообщили о произошедшем, он подумал, что, скорее всего, фройляйн Риппельштайн была любовницей барона и позволила себе лишнее в присутствии жены фон Штерна. Никому и в голову не придет судить барона за убийство. В худшем случае он заплатит небольшой штраф. Однако закон требует, чтобы префект «разобрался».
— Кто еще присутствует в замке? — задал он вопрос, принюхиваясь к запахам, доносившимся с кухни. Префекту было около сорока лет. За свою жизнь он научился одному — никогда ни во что не вмешиваться. Его плотное брюшко свидетельствовало о спокойной жизни, несоблюдении постов и нелюбви к передвижению пешком.
Слуги, моя жена, у меня гостят граф Александр Салтыков, вот он, — барон показал на гостя, истомившегося в ожидании своего завтрака. — И еще вчера приехал племянник господина виконта. Некто Клод Луи Сен-Мартен.
— Что?!
Барон и префект обернулись на крик, и увидели, что граф Салтыков вскочил со своего места и смотрит на Рихарда безумными глазами.
— Сен-Мартен? Почему вы не сказали мне?!
— Но… было не до того, — развел руками барон. — А почему, собственно, это вас так волнует? — Рихард сжал виски руками, чувствуя приближение истерики. — И вообще, какого черта я должен вам объяснять, что Сен-Мартен делает у меня в замке?! Я этого, представьте себе, не знаю! Об истинных причинах его визита мне ничего не известно, как, между прочим, и о ваших! Думаете, я дурак? По странной случайности в течение двух дней мой замок превратился в проходной двор! У вас сломалась карета, Сен- Мартен проезжал мимо! Почему я должен давать вам объяснения, когда вы сами не удосужились даже рассказать откуда и куда вы ехали в той самой карете?!
Успокойтесь, дорогой барон, — Салтыков усмехнулся. Теперь понятно, кто вчера шарил в его вещах. Раз уж приехал один из масонских магистров, значит, дело, ради которого Александр уже месяц торчит в Пруссии, действительно очень и очень серьезно. Теперь остается только узнать, почему приехал именно Сен-Мартен. Вслух же, Салтыков произнес: — Конечно, вы расстроены всем произошедшим. Смерть вашей тещи в результате действий этой сумасшедшей, последовавшие за этим болезнь виконта и недомогание вашей жены… Все это тяжелое испытание, но поверьте, мой приезд не более чем случайность. Не знаю, как господин Сен-Мартен, но я впервые имел честь встретиться с вами и баронессой, и должен сказать, что случайность эта очень приятна. Вы совершили мужественный поступок, защитив жену от нападения этой ненормальной. Я присутствовал при этой сцене, господин префект, и даю вам слово дворянина, что барон фон Штерн защищал свою семью от нападения сумасшедшей, проявив при этом подлинное геройство.
— Что ж… У меня нет оснований не верить вашим словам, господа. Считаю дело ясным. Думаю, нужно похоронить несчастную фройляйн Риппельштайн и забыть обо всех ужасах вчерашнего вечера.
— Очень хорошо! — поспешно воскликнул барон, не дав префекту до конца произнести «оправдательный приговор». — Приглашаю вас, дорогой Патрик, присоединиться к нам за завтраком.
Префект облегченно вздохнул. На счастье, неприятная часть визита быстро закончилась, можно будет утолить голод и насладиться изысканными винами из погребов барона.
Салтыков тем временем подумал, что было бы желательно нанести «ответный визит» в комнату Сен- Мартена, чтобы учинить ответный досмотр вещам магистра. Затем нужно навестить Мари, Салтыков за нее очень переживал.
Мари приходила в себя медленно. Вначале она ощутила собственное тело, затем пошевелила пальцами рук, и только потом медленно, с трудом подняла веки. Солнце светило очень ярко, и вдруг исчезло. Над баронессой фон Штерн склонился граф Салтыков.
— Мне приснился кошмар, — чуть слышно произнесла она.
— Вы пролежали без сознания почти сутки, ваш отец же пришел в себя и, похоже, окреп.
— Мой отец…
Мари вскочила. Глаза ее лихорадочно блуждали.
— Так это был не сон?! Это был не сон… Боже! Бедная моя мама! Бедная моя мама! Рихард!..
И она снова потеряла сознание.
Александр Салтыков некоторое время пристально смотрел на нее, затем аккуратно приподнял ее за плечи и положил на подушки. Затем склонился над бледным и сильно осунувшимся за эти сутки лицом и прижался к губам Мари. Затем рука его скользнула вниз, он провел ладонью по ее груди и животу. Мари тихонько застонала. Салтыков улыбнулся.
— Не бойся, моя королева, — прошептал он ей в самое ухо. — Я на твоей стороне. Я с тобой. Я твой союзник. Знаю, что ты меня слышишь и все понимаешь. Я на твоей стороне. Я с тобой. Я твой союзник. Ты можешь мне довериться. Можешь довериться. Довериться. Доверяй мне…
Александр запечатлел еще один долгий поцелуй на губах Мари, а затем вышел из ее спальни и направился в кабинет к барону.
Мари открыла глаза. Сердце ее забилось так, что ей казалось, будто внутри появилась небольшая стенобитная машина.
— Яне должна…
Но теперь, когда Рихард признался в своей неверности, что же ее останавливает? Мари подумала о том, что сказал Салтыков, о его губах, нежных сильных руках… И внезапно в ее сердце черной ядовитой змейкой вполз страх. Страх, что когда-нибудь Александр предаст Мари так же, как и ее муж.
