— Он ведь тоже был ее любовником, — прошептала баронесса. По ее лицу покатились слезы. Она ненавидела Лизхен Риппельштайн, даже мертвой Мари ненавидела эту женщину. Не столько за связь с Рихардом, сколько за убитую Лизхен надежду на счастье, на другую любовь, на искреннее чувство…
Однако больше чем Лизхен Мари ненавидела себя саму. Она плакала от обиды, от ощущения собственной ненужности, от чудовищной тоски, охватившей все сердце — все до единого мужчины в ее жизни предпочли Лизхен! Неужели мужчинам так мало нужно от женщины? Неужели все ее чувства и мысли не имеют для них никакого значения?
В это утро баронесса фон Штерн выплакала больше слез, чем за всю свою жизнь. Если бы Мари могла, то плакала бы кровью.
Завтрак проходил в гробовом молчании. Рихарду кусок в горло не лез, но, глядя, как префект с аппетитом уписывает блинчики с джемом, барон заставил себя проглотить несколько жирных кусочков теста. Рихард изо всех сил старался вести себя как обычно, поэтому его движения утратили всякую естественность. Барон поворачивался только всем корпусом, чашку держал так, будто его локтевой сустав утратил подвижность, а шею держал настолько напряженной, что периодически она сама непроизвольно дергалась.
Граф Салтыков спокойно положил себе в тарелку кипу блинов и потребовал икры. Грета подала маленькую хрустальную вазочку, которую гость счел порционной, придвинул к себе и спокойно выложил половину содержимого на верхний блин.
— Быть может, господин префект тоже желает попробовать блинов с икрой? — обернулся Салтыков к замершей в изумлении служанке. — Принесите порцию и ему тоже!
— Слушаюсь, — кивнула та и побежала обратно на кухню.
В России существуют десятки рецептов приготовления блинов, — сообщил присутствующим Салтыков.
— Это правда! — поспешно вставил Рихард.
Префект изобразил внимание и уставился на русского графа, который почти час увлекательно повествовал о блинах. Уезжая из замка фон Штернов, префект уже знал, что блины бывают сладкие и соленые, пресные и дрожжевые. Что сей продукт в России, как и многое другое, принято потреблять под водку, но с маринованной сельдью и огурцами блины не сочетаемы. Что жарят блины на сливочном масле, а мясные и рыбные на растительном. Что начинки для блинов готовят с вечера, чтобы сок ингредиентов перемешался… На фоне обилия такой полезной информации, которую префект собирался сегодня же подробно пересказать своей жене, чтобы та потом пересказала кухарке, а кухарка в свою очередь сделала бы те самые блинчики с мясом, которые, якобы, обожает Ее Величество императрица Екатерина II, — убийство Лизхен Риппельштайн стало казаться чем-то незначительным и не заслуживающим большого внимания. Кто будет преследовать благородного человека за то, что тот защищал свою честь?
— Итак, может быть, вы расскажете, почему свернули шею несчастной, прежде чем она успела договорить? Я оказал вам услугу, дав префекту слово дворянина, что девица была интриганкой и косвенно повинна в смерти старой графини дер Вильгельмсхафен, вашей тещи, и намеревалась причинить вред и вашей жене. Только поэтому вас и не арестовали по обвинению в преднамеренном убийстве. Вы мой должник, барон. — Салтыков положил ногу на ногу и откинулся назад в большом удобном кресле. — Не говоря уже о том, что у нас при дворе вовсе бы не хотели иметь дела с убийцей. Поверьте, если я и спрашиваю вас о причинах вашего поступка, то только потому, что хочу вас понять. У вас должны были быть очень веские причины для того, чтобы в присутствии троих свидетелей свернуть этой авантюристке шею. Расскажите о них. Вам станет легче, а я, в свою очередь, клянусь, что все сказанное вами, не выйдет за пределы этой комнаты.
Барон фон Штерн переставлял предметы на своем столе. Руки его чуть заметно дрожали, а лицо окончательно превратилось в череп, обтянутый кожей.
— Ну что ж… По всей видимости, у меня нет выбора… Я полагаюсь на ваше слово и вашу честь. Расскажу вам всю правду, потому как чувствую, что скрывать что-либо от вас бесполезно… Я, кажется, вспомнил, где и когда слышал о вас, — Рихард взглянул на собеседника. Странно, но барону вдруг показалось, что этот русский сыграет какую-то очень важную роль в их судьбе. Необъяснимо, но Рихард внезапно действительно почувствовал необходимость рассказать кому-нибудь о своих намерениях. Человеческая природа устроена таким образом, что даже самыми ужасными и отвратительными своими планами, люди хотят поделиться, чтобы другие могли оценить пусть чудовищное, но все же величие мысли. — Господи, дай мне силы!
Рихард сильно сжал голову руками, затем сложил их перед собой и начал медленно говорить.
— Я расскажу вам, граф. История моя может быть обычна, ибо я уверен, что многие из дворян, как в нашей стране, так и в других, совершали поступки и более ужасные. Может быть, даже найдутся те, кто сочтет мое преступление совершенно безобидным и в какой-то мере, страшно сказать, правильным. С чего начать? Пожалуй, с того, что я был очень богат, от моих родителей осталось огромное состояние, накопленное годами жестоких поборов с принадлежавших нам земель. Когда крестьяне начали протестовать, мой отец продал им свои земли и на вырученные деньги основал весьма выгодное предприятие — банк. Знаю, что у вас в России дворяне стыдятся заниматься чем-то кроме военной, дипломатической и государственной службы, но у нас…
— Да я знаю, ваши бароны и герцоги — первейшие ростовщики-процентщики! — на губах Салтыкова играла неясная усмешка. Сам он придерживался весьма крамольных для России взглядов. Александр считал, что лучше быть ростовщиком или фабрикантом, как многие из европейских дворян, чем казнокрадом, как это заведено у русских вельмож.
Да, в ваших словах есть правда, — Рихард, как ни странно, подумал то же, что и его собеседник: «лучше быть ростовщиком-процентщиком, чем казнокрадом!». — В общем, в результате я унаследовал от отца моего богатства, которые было очень легко тратить. Золото, серебро и драгоценности. Мать моя скончалась через неделю после смерти мужа. Оставшись один, я, не задумываясь, начал проматывать полученное наследство, ибо был молод и не загадывал каким будет завтрашний день. Постепенно я погрузился в порок и расточительство. Жил в Париже, Вене, бывал в Риме. Моими постоянными спутниками были актеры, легкомысленные и развратные кокетки, утонченно порочные дворяне. Мне льстило, что нас называли «либертинами». Теперь, из-за процесса маркиза де Сада, я этого стыжусь. Конечно, наши забавы было трудно назвать хоть сколько-нибудь приличными, но все же, они ни в какое сравнение не идут с тем, что творил маркиз.
Однако, сладостны только те пороки, что неизведанны. К тридцати годам я познал все, и мой образ жизни мне опротивел. Но когда наступило отрезвление, я понял, что издержал, практически, полученные мною средства, и мне грозит вскорости стать нищим. Собрав все душевные силы, чтобы не впасть в отчаянье, я начал искать пути восстановления моих богатств. Как раз в это время началась слава немецкого виноделия, и я обратил внимание, что это очень прибыльное дело. Как вы понимаете, собственных средств на покупку виноградников у меня уже не было. Обдумав все возможные варианты, я, наконец, пришел к выводу, что единственный путь для меня — это женитьба. Тогда я встретил Мари. Покорить ее не составило никакого труда. Ремесло развратника — прельщать женщин. Она была чудесна, прекрасна душой и телом… Но я старше и познал такие глубины порока, что ее любовь уже не могла тронуть мое огрубевшее сердце. Шаг за шагом я приближался к своей цели — ее приданому. Двум огромным виноградникам и винокурне. Мари, такая молодая и наивная, полюбила меня. Ее родители, добрые люди, любящие свою дочь, согласились на наш брак, хоть я и был на четырнадцать лет старше невесты.
Судьба оказалась ко мне благосклонна. Уже в первый год я продал вина на огромную сумму. Ваш двор приобрел у меня только четверть получившегося вина, можете себе представить, сколько его было всего? Дела мои поправились и пошли в гору. Конечно и торговая служба его величеству Фридриху, тоже помогала. Поставки для армии и двора всегда были выгодным занятием. В общем, я вложил довольно значительные средства в усовершенствование процесса винокурения, обучение рабочих, мелиорацию земель. Перестав бояться нищеты и поняв, что обеспечил себя, я стал думать о наследниках, и тут выяснилось, что Мари не способна зачать ребенка. Это стало для меня настоящим ударом. У меня даже случился приступ меланхолии. Кому же я оставлю хорошо отлаженное дело, приносящее бешеный доход? Вы еще молоды и возможно вас никогда не посещали мысли о бессмертии. Да-да. Истинном бессмертии, которое мы обретаем в своих детях. Ну да ладно… Не буду утомлять вас философскими измышлениями. По нашим законам, я могу развестись с
