После относительного тепла гостиной мы вышли в холодный коридор, ведущий в лабораторию. До сих пор это стоит у меня перед глазами, как видение. Странная процессия: впереди широкий череп Моисея, осветленный пляшущим пламенем свечи, и блистающие металлические пуговицы его клоунского наряда. Да вкрадчиво мягкая поступь морлока у меня за спиной – вместе с сопровождающим диким ароматом.
В лаборатории Моисей прошелся вдоль стен, зажигая свечи и включая лампы. На стенах с простой побелкой, обои и прочие украшения заменяли листки с расчетами. Единственный из мебели книжный шкаф был завален журналами, печатными текстами и целыми томами математических таблиц и справочников по физике. Здесь было не топлено: я невольно поежился, оставшись без сюртука и сложив руки на груди, стал растираться.
Морлок оставил этот жест без внимания. Похоже, мой сюртук ему понравился окончательно и бесповоротно. Он сразу зашлепал к полке с журналами и стал разглядывать потрепанные корешки. Неужели он мог освоить письменный язык? – в Сфере я видел ни одной книжки, но часто встречал надписи на голубом стекле перегородок.
– Ну, что вам рассказать о себе, – начал Моисей. – Полагаю, моя биография окажется неинтересной. Но раз уж вы так хотите, продолжим играть в вашу игру. Хотите, я расскажу вам о моих последних экспериментах?
Я улыбнулся – чем он мог удивить меня? Впрочем, таково было свойство моей натуры – постоянно удивлять, делясь последними находками.
Он подошел к скамье, на которой взгромоздилось причудливая конструкция из трубок, реторт на штативах, ламп, решеток и линз.
– Предупреждаю заранее: буду вам признателен, если вы не станете ничего трогать. Тут не сразу поймешь, что к чему – но поверьте, система работает слаженно! Мне приходится постоянно сдерживать мисс Пенфорт с тряпками и щетками от проникновения в эту область жилища.
Мисс Пенфорт? И тут я вспомнил, что до мисс Уотчет обязанности экономки в самом деле исполняла особа с таким именем. Мы расстались с ней за пятнадцать лет до моего отбытия в будущее, после того, как я обнаружил, что она растаскивает мой скромный запас искусственных алмазов. Можно было, конечно, предупредить Моисея о привычках этой особы, но в конце концов особого вреда ее страсть не причинила, да и потом, как знать, не изменю ли я этим что-либо в собственном будущем. В конце концов, пусть все идет, как шло – ведь именно это сочетание событий, людей, обстоятельств и привело Моисея к открытию!
Итак, Моисей продолжал:
– Основной предмет моих исследований – оптические аберрации, или, чтобы вам было понятнее – визуальные искажения в линзах. Это в первую очередь касается физической природы света, которая…
– Мне это известно, – все с той же инквизиторской улыбкой остановил я его.
Он посмотрел в недоумении.
– Хорошо. Я столкнулся с необъяснимым на первый взгляд явлением, при изучении нового минерала, попавшего мне в руки пару лет назад. – Он продемонстрировал мне восьмиунцевую медицинскую пробирку с делениями, заткнутую резиновой пробкой. Она была наполовину засыпана тонким порошком зеленоватого цвета, загадочно поблескивающим.
– Обратите внимание, это вещество светится изнутри.
Материал напоминал истолченное в пыль стекло.
– Откуда же исходит внутреннее сияние? Где источник излучения?
С этого начались мои поиски. Сначала они пошли совсем не в том направлении, поскольку я был занят иными проблемами, – но в скором времени платтнерит завладел моим вниманием всецело. Я решил назвать его в честь человека, доставившего его сюда – Готфрида Платтнера, как он мне представился.
Я испробовал все: смену температур, обработку газом, лакмусовую бумажку и прочие химические тесты. Я пытался растворить его в воде и в кислотах: серной, соляной и азотной – и ничего не добился. Я жег его над спиртовкой – безрезультатно. – Он потер нос.
Я посмотрел на черное пятно на стене, плохо скрытое побелкой.
– Да, это все, чего удалось достичь, – кивнул он. – Но при этом я ни шагу не приблизился к разгадке платтнерита. И вот однажды, – оживился он. – Я пришел к выводу, что исследовать его нужно не химически, а физически. То есть, платтнерит – вещество не с химическими, а исключительно физическими характеристиками. Его можно тестировать только оптикой. Ведь и его внутреннее свечение – чисто оптический феномен, не так ли?
Я с любопытством наблюдал за ним. Постепенно Моисей входил в роль профессионального лектора: нечто среднее между оратором, ученым и факиром, демонстрирующим эксперименты перед публикой.
– Я вернулся в область исследований, более изученную мной – поскольку я все-таки больше физик, чем химик. И первое с чем я столкнулся – странный показатель отражаемости у платтнерита – который, как вам известно, зависит, от скорости распространения света в веществе.
«Польщен», – подумал я, кивнув. «Он не отказывает мне в начатках научных знаний».
Моисей тем временем обернулся к скамье:
– Вот устройство для демонстрации необычных оптических свойств платтнерита.
Далее следовало объяснение. В тесте было задействовано всего три предмета. Небольшая электрическая лампа с изогнутым зеркалом отражателем и на расстоянии ярда от нее белый экран на штативе. Между ними еще один штатив с картонкой, на которой были тонко разградуированы деления. Под лавку уходили провода к динамо машине, от которой питалась лампочка.
Подобное устройство можно было демонстрировать даже ученикам начальных классов – я всегда стремился к простоте и наглядности эксперимента. Внимание должно быть приковано к феномену, а не к сложности конструкции. К опыту, а не к приборам. Чем, кстати, часто пользуются шарлатаны от науки.
Моисей щелкнул выключателем – и лампочка загорелась, точно маленькая желтая звезда в комнате, обставленной свечами. Картонка защищала экран от света – за исключением смутного сияния в центре, в котором просматривались деления.
