– Учти, в камере хорошему не научат.
– Как знать.
– Значит, не хочешь. – Она откинулась на спинку стула. – Из-за твоего упрямства может получиться так, что ты будешь отвечать не за одно, а за два убийства. А это уже явный вышак.
– Чего? У нас теперь что, сталинские времена? Может, вы меня еще и в японские шпионы запишете?
– Убит еще один человек. Тоже с помощью яда.
– Кто? – растерянно выдохнул я. Но сразу попытался взять себя в руки и развязно произнес: – Да пока я здесь сижу, у вас, глядишь, полгорода перетравят!
– Второе убийство произошло до твоего ареста.
Я не знал, что и думать. Воронина выждала паузу и предложила:
– Ты, Заколов, еще раз все взвесь, и давай договоримся… Зазвонил черный, привинченный к столу телефон без диска. Татьяна Воронина осеклась на полуслове, потянулась к трубке.
– Да… Я допрашиваю Заколова… Я еще не закончила… – Сначала ее голос был властным и сильным. Потом она отвернулась и перешла на шепот: – Дайте мне закончить допрос… Почему?.. Иван Николаевич, но ведь это не положено… Кто?.. Понятно. Под вашу ответственность.
В трубке громыхнул раскатистый голос, похожий на лай большой собаки. Татьяна покраснела, ее тонкие ноздри раздувались от глубоких вдохов. Выслушав тираду, она кивнула невидимому собеседнику и покорно согласилась:
– Хорошо, я все поняла. Исполню.
Ее рука осторожно опустила трубку, словно телефонный аппарат был раскален и она боялась его коснуться. Холодные глаза задумчиво смотрели на меня, вместо раздражения в них был вопрос.
Я гадал, что бы значил странный разговор по телефону? Для следователя он был неприятен, но хорош ли он для меня?
Вскоре открылась железная дверь, и на пороге появился Юрий Борисович Калинин. Что-то часто наши пути стали пересекаться, удивленно отметил я.
Воронина собрала бумаги и гордо поднялась:
– Я вас оставлю… Ненадолго.
Калинин вежливо пропустил ее, обволакивая изучающим взглядом. Я поймал себя на том, что тоже смотрю на голые икры следователя. Все-таки неуклюжая одежда ее явно портила.
Дверь захлопнулась. Калинин внимательно оглядел невзрачное помещение, при этом его взор на мне ни разу не остановился. Он прошел к столу, зачем-то заглянул под крышку, осмотрел даже потолок и ровные стены. Застегнутый пиджак покрылся крупными складками, Калинин нагнулся и выдернул из розеток шнуры от телефона и настольной лампы.
– Так будет лучше, – сказал он сам себе, сел на место следователя и широко улыбнулся. Наши взгляды впервые столкнулись: – Привет, Заколов.
Я промолчал. В отличие от Калинина я не испытывал радостных чувств и не знал, чего ждать от этого посещения.
– Ну вот, мы опять встретились. Теперь я пришел к тебе. Кабинет у тебя, правда, не ахти, – он развел руками, – но что поделаешь. Не я выбирал. Ты сам сюда угодил. Как тут обслуживание? Не бьют?
Я невольно дотронулся до синяка на ребре.
– Вижу, вижу, что цел, невредим. У нас самое гуманное в мире правосудие. Тебе повезло, Заколов. Наверное, только кормежка убогая. Но с продовольствием в стране еще сохраняются трудности. Не обессудь.
Я молчал, не понимая, куда он клонит.
– Ладно, времени у нас немного, перейдем к делу. – Калинин схлопнул растопыренные ладони и наклонился ко мне. – Ты влип, Заколов. Влип по самые уши.
– Я ни в чем не виновен, – автоматически буркнул я привычную фразу.
– Что? Не виновен? Да кого это сейчас интересует? А впрочем, я тебе не верю. Ты же напал на милиционеров. Это запротоколировано! Тут даже условным сроком не отделаешься.
– Следователь разберется. Я все рассказал честно.
– Эх! Ну и дурак, лучше бы что-нибудь сочинил. Ладно, это мелочи. – Лицо Калинина, до этого улыбчивое, мгновенно посерьезнело. – Заколов, ты – убийца!
– Что?
– Ты хотел убить меня, а убил другого человека.
– Что вы несете?
– Ты отравил Ногатина Петра Кирилловича. Замдиректора автозавода.
– Кириллыча? – Я вспомнил ругань Калинина с неким Кириллычем по телефону из Жениной квартиры. – Того самого?
– Да. Петра Ногатина.
– Я Ногатина никогда даже не видел.
– Видел, Заколов, видел.
– Что вы несете?!
– Он был в моей приемной, когда ты уходил.
Я припомнил упитанного лысого мужчину с тяжелым решительным взглядом.
– Лысый? Это был Ногатин?
– Да, Заколов, он.
– Ну и что?
– А то! Он зашел в мой кабинет сразу после тебя. У нас состоялся разговор. Неприятный. Но это не важно. Секретарша принесла кофе. Я кофе не пил. Я пил коньяк. А Ногатин выпил и… И отдал богу душу. Удушье, спазмы, окочурился мгновенно. Пока врачи приехали… Э-э, да могли и не приезжать.
Теперь я понял смысл непонятных вопросов следователя Ворониной. Так вот, оказывается, кто стал еще одной жертвой отравителя. На душе отлегло. Подспудно я опасался, что могла пострадать Женя Русинова. А Ногатин был мне безразличен. Хотя после второго убийства история приобретала более зловещий характер.
– А яд был тот же? – живо поинтересовался я.
– Что и у Андрея Воробьева? Тот же самый. Оба погибли из-за бромциана. Из одной партии. Это уже потом установили. Кстати, твою роль в деле Андрея я знаю. Женя мне все рассказала. Там ты по глупости столько дров наломал… Достаточно Евгении дать следствию нужные показания – и все! Колыма твой дом родной на пятнадцать лет.
– Женя сама вам предложила такой вариант, или вы подсказали?
– Ладно, не будем пока про Евгению, – нахмурился Калинин. – Ее в это дело ввязывать я не собираюсь. С тебя достаточно и Ногатина. Отравил видного в городе человека.
– Отравил, ничего себе… Почему вы в этом уверены?
– Я думаю, перед уходом ты подсыпал яд в кофейные чашки. Ты надеялся, что кофе выпью я, но прогадал. Кофе выпил совсем другой человек.
– Почему же меня сразу не арестовали?
– Почему?.. Приехали оперативники, следователь, эксперты. Светлана в истерике. Это моя секретарша. На нее первую подозрение пало. Собственноручно чашки в кабинет принесла. Но я отстоял. Не дал арестовать.
– Похвально. Людей вы любите, – сделав ударение на слове «любите», язвительно произнес я.
– Не предаю! – хмуро огрызнулся Калинин.
– А ведь вы сами могли подлить яд в кофе! Наверняка у вас была прекрасная возможность сделать это незаметно в пылу спора. Да и смерть Ногатина вам очень выгодна. Разве не так?
– Я тоже под подозрением, – спокойно согласился Юрий Борисович. – Как и все, кто заходил в тот день в мой кабинет и приемную. Вот только про тебя я следователю не рассказывал.
– Ворониной?
– Да, ей.
