местности, находящейся между горами. Дуют очень неприятные холодные ветры, и часто морозит. Просите меня о себе написать? Ничего путного не расскажешь… Мы — на отдыхе, а это самое томительное для нас время. Все учения. Представьте себе 45-летнего человека, добровольца, которого при том муштруют все время: «Шагом марш! Смирно! Обучение салютованию старшим!» — и прочие подобные «прелести», весьма необходимые для победы над немцами. Так и убивают всякую охоту к жизни. Где уж тут писать! Так что, пожалуйста, не взыщите! Много надо душевной силы и веры в необходимость сделанного шага, чтобы не пасть совсем духом. Печальный же памяти Легион достаточно забросал грязью наши чувства, и лучшие. А тут, если отношение к нам лично, как к иностранцам-добровольцам, самое лучшее, то обидная обстановка солдатчины все время наводит на самые грустные мысли. Я говорю, что отношение к нам самое лучшее. Это не совсем так. Правда, очень уважают, но… за дураков почитают. Я не раз слышал: «И зачем им был нужен такой экстрим? Как ты сюда попал?» Отвечаю: «Добровольно пошел!» Полнейшее недоумение, и отходит парень с жалостью к нашей беспримерной глупости. Это не анекдот, а сплошь да рядом публика так думает. Правда, с нами солдаты все молодые, но и старше которые, да и непосредственное начальство того же взгляда. И я часто слышал: «Чокнутые! Могли ведь остаться дома, в тиши и спокойствии, не подвергая себя опасности!» И это совершенно верно. Это не значит, что они плохие солдаты. Совсем нет. Во время последнего 4-дневного сражения любо было смотреть, с какой готовностью и решительностью все они шли вперед, часто на верную смерть. Но каждый в отдельности предпочел бы здесь не быть, не задаваясь никакими вопросами о том, что было бы или стало бы с Францией. Затем, уж очень всем хочется, чтобы все уже кончилось, все равно как. Конечно, хотелось бы, чтобы немец был побит и «наша раса победила», но чтобы это сделалось само собой. А если это сделаться не может, ну, все равно, только бы конец какой- нибудь. Я не приукрашиваю, не сгущаю краски, а просто все устали и отношение ко всему самое пассивное. Одно у всех горячее желание — конец бы… Третий день, как мы уже находимся после всего вышеописанного в траншеях и в условиях очень тяжелых. Только раз в сутки можно сообщаться с тылом, ночью, и то с трудом, т. к. артиллерийский огонь не умолкает ни на одну минуту. Мы почти окружены немцами. Питаемся консервами. Сегодня нам принесли немного белой вареной фасоли. Мучаемся от жажды, жары. Достали воды. Но сколько! Два литра на целую секцию, в которой 45 человек. Шли дожди. А этой ночью ударил мороз. Дрожим от холода. Ноги как в огне. Работаем по ночам. Темень — хоть глаз выколи. Падаем в ямы, выбитые снарядами. Набираем воды в башлыки. Покрываемся с ног до головы грязью. Все мокро и сыро. И нет ничего ужаснее мороза, когда все члены тела влажные. Три дня почтовое сообщение было совершенно прервано; вчера получил письмо с громадным опозданием. Получил вашу книгу «Записки Анны». Прочел с огромным вниманием, прочту еще раз. Очень оригинальна по сюжету и по форме. А Сергеев-Ценский мне не нравится, не люблю я его «манерничания». Пишите, пишите чаще»[206]… Данный источник — очерк под названием «Из тяжких страниц истории еврейского народа», представляет собой документ, интересный тем, что в нем содержатся данные относительно службы евреев, выходцев из России, в Английском иностранном легионе, созданном на время Первой мировой войны: «Нас было 490 человек, взятых в плен турками в Палестине. Впихнутые в здание, где могли максимум поместиться 150 человек, мы работали по 18 часов в сутки, подгоняемые нагайками «за непокорство» или усталость, в мечте об освобождении. Оно пришло наконец, когда приехали американские пароходы и увезли нас в Александрию. Так был сформирован Иностранный легион из 594 человек, причем офицерами также назначили евреев, и лишь полковник и капитан оказались англичанами. Фамилия полковника была Гендерсон. Единственное требование, которое предъявили при записи добровольцы, — было требованием об отправке их в Газу, в Палестину. Обещание это было дано, но вместо Палестины их отправили все же в Дарданеллы, где Легион был разбит. Оставшихся в живых насчитывалось 111 человек. Несмотря на хорошую пищу и одежду, ужасное отношение к нам начальства до такой степени деморализовало и измучило легионеров, что требование о роспуске Легиона и зачислении нас в английские регулярные полки стало, как и во Франции, вопросом самым серьезным и неотложно существенным. Но добиться этого не удалось. Само собой разумеется, что наиболее удобной почвой, на которой и разыгрались тяжелые инциденты, был вопрос религиозный. Происходили сцены такого рода: евреи молятся, 5 часов утра. Подходит капитан. Роллер, еврейский банкир, молился. Капитан спрашивает его, почищена ли его лошадь. Еврей, не прерывая молитвы, кивком головы отвечает утвердительно. Тогда капитан ударяет его и опрокидывает на землю. Тот становится на колени и, подняв руки к небу, говорит: «Бог отомстит тебе и накажет за меня». «И мы все очень сильно плакали, тихо, как-то про себя», — прибавляет рассказчик. О происшедшем было донесено полковнику Гендерсону, который сделал Роллеру строгое внушение и разрешил евреям молиться утром и днем, когда они захотят. Атаки в то время происходили исключительно ночные. Тот же капитан зашел рано утром в палатку к своему денщику в то время, как тот пил свой кофе. Одним движением ноги тот сбрасывает чашку на землю и кричит: «Я еще своего кофе не пил, а ты уже распиваешь!» Вечером этого дня денщик был убит. Так же, как и во Франции, еврейских волонтеров здесь обвиняли в том, что они пошли на войну есть английский хлеб, несмотря на то что среди записавшихся в Легион были люди очень состоятельные с одной стороны, а с другой — студенты, записавшиеся туда исключительно по идейным соображениям. Но главной и незабываемой обидой для нас стало то, что, несмотря на данное обещание, мы так и не были посланы в Палестину»[207] … Данный источник — письмо желающим уехать в Россию русским добровольцам, в том числе и легионерам, одного из главных членов «Комитета обороны» Иголкина. Хранится этот документ в ГА РФ. Ф.6154. Оп.1. Д.1. Л.64. «Как я вам и говорил, дело сделано. Общее заявление подано депутату, который и начинает хлопотать у военного министра о разрешении на отправку в Россию. Но он уже сказал, что нужно, помимо того, написать и личное прошение на имя министра… По всей видимости, все это дело удастся сделать, и как только выяснится сообщение с Россией, чтобы мы могли поехать, надо пройти неизбежные волокиты. Короче говоря, 99 % за то, что нас при условии хлопот отпустят. Итак, подавайте своим командирам немедленно прошение о желании уехать в Россию». Данный источник является прошением на имя военного министра Франции со стороны русских волонтеров, в том числе и легионеров, об освобождении их из французской армии. Данный документ хранится в ГА РФ. Ф.6154. Оп.1. Д.1. Л.28. «Господину военному министру Мы, русские волонтеры, поступившие во французскую армию ввиду того, что в свое время не могли вернуться на Родину, теперь, при радикально изменившемся политическом положении, мы, как полноправные граждане России, хотим поехать туда, чтобы, пользуясь правами, нести и все обязанности, соответствующие нашему положению. Ввиду этого мы обращаемся к Вам, господин военный министр, с просьбой немедленно освободить нас из рядов французской армии и предоставить возможность уехать в Россию». Письмо легионера-эстонца в эмигрантский «Комитет обороны» из греческого города Салоники от 1 мая 1917 г. интересно тем, что оно позволяет сделать выводы о том, как оказывались во Франции, а потом и во Французском иностранном легионе бывшие граждане Российской империи. Хранится этот документ в ГА РФ. Ф.6154. Оп.1. Д.1. Лл.11–12. «Дорогие друзья! Примите мое краткое объяснение о моей эмиграции. Заступаясь за правду, я должен был спасать себя и четверых своих товарищей: мы все, пятеро, служили в одном полку, в 1-м саперном города Боровичи. Эти 4 человека были избиты нашим офицером. Они, защищая себя, тут же ему отомстили и немного его избили. Но тут случилось иначе: их арестовали и отдали под военный окружной суд. Им грозило от 4 до 8 лет каторжных работ. Я сообщил об этом в партию, и мне было предложено их спасать, за что я и взялся. С помощью партийной организации мной все было приготовлено документально — другие имена в новых паспортах, и в день отправки их на суд в Петроград, на пути, мы должны были бежать. Я был начальником караула, поэтому мы хорошо и свободно бежали 26 апреля 1914 г. в 3 часа утра на станции Тосно. Приехав за границу, как раз перед войной, я своих настоящих бумаг еще не мог достать и должен был оставаться под чужим именем. Моя настоящая фамилия есть Коссар, зовут меня Константин Данилович, Ямбургского уезда Петроградской губерни, из города Нарвы. Так вот, друзья, не знаю, что делать. Надо домой как-то ехать, ведь там революция, но не знаю, как начать. Мое ремесло — механик, по национальности я — эстонец. Я холост, мне 27 лет. Во французской армии я уже с 24 августа 1914 г., контракт подписал в городе Дюнкерке. Прошу Вас, не оставляйте меня, я готов пожертвовать себя за правду, за свободу». Данный источник — письмо легионера Ефима Майстренко от 3 мая 1917 г. «Комитету обороны», состоящему из социалистов и созданному для возвращения русских волонтеров из французской армии на Родину, — свидетельствует о том, что далеко не все русские волонтеры горели желанием уехать в Россию. Хранится этот источник в ГА РФ. Ф.6154. Оп.1. Д.1. Л.29. «Уважаемые товарищи «Комитета обороны»! Получил я от Вашего Комитета опросный лист о возвращении желающих волонтеров, находящихся во французской армии, в Россию. Даю
Вы читаете Иностранный легион
