После этой незабываемой встречи меня познакомили с секретарем горкома комсомола. Он что-то вещал о новых формах работы, пока мы пили кофе в близлежащем к горкому-обкому заведении.
Он был даже мил. До тех пор, пока вдруг не спросил:
– А ошейники они у вас носят?
– Что? Какие ошейники? – не поняла я.
– Ну они же металлисты? Ошейники-то носят?
– А-а, нет. У них другой стиль...
– Это хорошо, – сказал секретарь. – А то ошейники мы срываем. – И как-то нехорошо сверкнул глазами. И сразу перестал быть милым. И вспомнилось шариковское: 'Мы вчера котов душили-душили, душили-душили...'
Я позволяю себе это отступление, чтобы сегодняшние фаны хотя бы чуть-чуть представили себе ту обстановку уже, между прочим, перестроечного времени. Я уж не говорю о годах, перестройке предшествовавших.
...В общем, концерты начались. Съезжались на них люди со всей необъятной нашей Родины. Приходили в номер клянчить проходку даже какие-то хиппи, приехавшие стопом из Омска. Во всех окружавших зал кустах спали, положив под голову торбочки и рюкзачки, мальчики и девочки. Всеми правдами и неправдами мы этот длившийся почти месяц марафон провели. Вдвоем. Без всякого оргкомитета и прочих атрибутов оргроскоши. Крым сотрясали свободолюбивые и неистовые песни вольного племени рокеров.
Да, как же я забыла! В этом параде участвовали и Витя Цой с Каспаряном и 'Звуки Му'. Вот такой там был 'парад', такой составчик.
А товарищ Дунь за время гастролей перековался. Когда одна партийная дама, дежурившая на концерте 'Объекта насмешек', стала орать что-то по поводу Рикошета и его команды, Анатолий Петрович Дунь вдруг, приняв несколько театральную позу, с пафосом воскликнул:
– Вы ничего не поняли! Это – молодой Маяковский, плюющий своей правдой в лицо жирной толпе!!! – В эту секунду я поняла, что чувствует человек, у которого от изумления отпадает челюсть.
Через некоторое время мы узнали, что Анатолий Петрович за проявленный либерализм был освобожден от занимаемой должности. Как говорится, тяжела ты, поступь перестройки!
Как я уже говорила, организовывать нам хоть какое-нибудь жилье на побережье устроители отказались. Хотя предварительные переговоры начинались с вопросов типа: 'Вас что больше устроит – пансионат в Севастополе или гостиница в Ялте?' А мы и поверили! И всерьез обдумывали, какой вариант привлекательнее.
После того как доблестный коллектив фирмы 'Досуг' нас 'кинул', помог нам решить проблему ярый поклонник группы 'ДДТ', который работал директором клуба в Гурзуфе. Туда все и поехали. Условия были предложены казарменные. Ряд тюфяков, положенных прямо на пол в зрительном зале клуба. Там мы прожили очень недолго.
В клубе была кое-какая допотопная аппаратура. Однажды вечером ребята устроили импровизированный концерт. Алик Тимошенко, директор 'Алисы', пел блюзы. Все, кто мог, ему помогали. Выходило замечательно. До тех пор, пока в тот вечер в клубе не появился человек с железными зубами по имени Ник-Рок-н-Ролл.
Когда блюзы кончились, он влез на сцену и начал петь что-то дико-несусветное, потом снял штаны. По всему было видно, что он доволен собой чрезвычайно. На все это мне было тошно смотреть. Я все думала, найдется ли хоть один мужик в нашей большой компании, который просто выкинет эксгибициониста со сцены. Этим мужиком оказался Рикошет. Он не то чтобы 'выкинул', но как-то так сделал, что тот сам ушел.
А что же Кинчев? Он смотрел на все это и улыбался. Похоже, происходящее его забавляло.
На следующий день меня вызвали в местное отделение милиции и предложили покинуть клуб в двадцать четыре часа. И когда я, как мне казалось, уже смогла смягчить непреклонную суровость главного начальника, мне объяснили, что сделать ничего нельзя. На нашем выдворении настаивает... директор клуба. Тот самый, что нас пригласил. Впрочем, его можно понять. Хотя в тот момент я на него разозлилась ужасно. Куда было девать всю эту орду? Выручили фаны.
В Гурзуфе был пивняк, или, как гласила вывеска, 'Пивной зал', где после пляжа музыканты оттягивались. Причем почти всегда бесплатно, потому что фаны готовы были выставлять кружку за кружкой при одном слове 'Алиса'. Помню даже, как алисовцы все по очереди надевали сделанную Андрюшей Столыпиным, художником группы, футболку с надписью 'Алиса', 'униформу', так сказать, чтобы попить пивка на халяву, – фаны узнавали в лицо (и без фирменной футболки) только Кинчева, а пива хотели все. В этом пивняке, узнав о постигшем рокеров изгнании, фаны и пообещали всех пристроить на ночлег. ДДТ-шников из любви к коллективу директор все же оставил в клубе. Объектовцев взяли всех скопом. Чета Кондратенко и Самойловы уехали аж в Ялту, а Алик Тимошенко с приятелем – в какой-то близлежащий поселок. Непристроенными остались Шаталин, Кинчев и я, грешная. Утром должен был прийти автобус из Симферополя и забрать нас. Но до утра надо было дотянуть.
Человек лет тридцати в белом джинсовом очень помятом костюме пообещал нас устроить. А для начала, на радостях, что представился случай помочь в беде самому Кинчеву, начал накачивать его спиртным.
К вечеру (а темнеет, как известно, на юге рано и сразу) потерялся Шаталин. Все поиски результатов не дали. Потом выяснилось, что он 'нелегально' пробрался в клуб и на зов не откликался, чтобы не быть выдворенным.
А нас услужливый фан отвел куда-то к черту на кулички, в горы. И вот когда мы туда пришли, я поняла, что Крым приготовил мне очередное испытание. Это был наркоманский притон. Вокруг не было ни одного человека с осмысленным взглядом. Что-то тяжелое, мрачное, безысходное витало в воздухе. Может быть, мне так казалось, потому что в такой компании я очутилась впервые. Мне было страшно. И тут исчез Кинчев – его куда-то увели пить. Я осталась одна. И знала, что ни за что на свете не войду в этот дом (если можно так назвать строение, представшее очам). И сидела в темноте на улице, на большом сером камне. Одна задача была – остаться вне поля зрения этих людей. Так я просидела не менее часа. Может быть, и более. В горах не только беспросветно темно, но еще и адски холодно.
Когда появился Кинчев, то очень удивился, что я не в доме и не сплю. Я объяснила ему как могла все свои страхи. А он стал уверять меня, что я неправа.
– Хорошие ребята, ты чего? Не надо их бояться...
Тогда я была мало способна анализировать то, что он говорил. Но потом я вспомнила и его доброжелательные высказывания о Нике-Рок-н-Ролле, и об этих 'хороших ребятах'. Он никого не судил и каждого стремился понять. Он отлично усвоил уроки Саши Башлачева, с которым тогда дружил:
А может быть, это были и не сашбашевские уроки, а просто черта его собственной натуры.
Но он действительно очень благодушен был с этими горемыками. И учил меня тому же. И, наверное, он был прав Потому что эти 'жуткие' как мне казалось, люди сами легли спать на полу, уступив нам, гостям, единственные две кровати в доме и единственные два одеяла. И ни на какие уговоры поменяться местами ни за что не согласились. Все это я припомнила потом. Тогда же рассуждать мешал страх.
Костя начал рассказывать мне про свою жизнь, про детство, про школу где учительница называла его американским шпионом - так не вязался его облик с ее представлениями о советском школьнике, про жену - про все на света Он говорил без умолку до тех пор, пока я не перестала бояться тех, кто нас приютил.
Была и еще одна причина, по которой он относился к нашим хозяевам с сочувствием. Он прекрасно
