'По дороге в Рай...' ...или Беглые заметки о жизни и творчестве Константина Кинчева...

костей обычно в качестве аргумента оперируют случайными совпадениями. Я далеко не материалист. И я верю, что художник всегда провидит многое, в том числе и предчувствует свою судьбу. И Костя Кинчев - не исключение.

Мы встретились осенью после нескольких гастролей. Кроме Крыма, 'Аписа' успела побывать еще во Пскове и Владивостоке.

За то очень короткое время, что мы не виделись (чуть больше месяца), у него появилось множество новых песен. И меня поразило, что все они по образам своим, по темам - предчувствие беды.

А одна так и называлась - 'Чую гибель'.

Чую гибель!
Больно вольно дышится.
Чую гибель!
Весело живём!
Чую гибель!
Кровушкой распишемся.
Чую гибель!
Хорошо поем!

Еще одна песня того времени - 'Заутренняя'. По-русски надо бы сказать - 'Заутреня', но с другой стороны 'заутреня' - ранняя служба в церкви. Оставим это на совести Кинчева. Он автор, ему и отвечать. Да и речь не о названии, а о повторяющемся мотиве:

Че, братушки, лютые псы!
Изголодалися?
По красной кровушке на сочной траве
Истосковалися?
Че уставил, лысый козел,
Зенки-полтинники?
Чуешь, как в масло, в горло вошли
Клыки собутыльника?

В то же время написана 'Новая кровь'. И как во всех песнях этого периода, в ней явно звучит тема расплаты за вольную жизнь:

Костер как плата за бенефис.
И швейцары здесь не просят на чай.
Хочешь, просто стой, а нет сил - молись,
Чего желал, то получай.

Вино, как порох, любовь, как яд.
В глазах слепой от рождения свет.
Душа - это птица, ее едят.
Мою жуют уже тридцать лет.

1987 год - это год когда начался новый Кинчев. Это год - когда в рокере проснулся поэт. Наши времена при всей их динамичности - нескорые. Пушкин оду 'Вольность' написал в восемнадцатилетнем возрасте. А у нас писателя в 45 лет все еще называют молодым. Многие наши рок-поэты, если позволителен вообще такой термин, именно на подступах к тридцатилетнему рубежу обретали себя в слове. Это можно сказать не только о Кинчеве, но, скажем, и о Гребенщикове, и о Макаревиче.

Костя не раз говорил, что его отношение к слову изменилось после знакомства с Сашей Башлачевым. Несомненно, Башлачев на него повлиял. Есть даже переклички в образах, видимо, неосознанные самим Кинчевым. То есть он параллельность образов в своих и сашбашевских текстах, пожалуй, просто не замечал. Ну, например:

У Башлачева:

Но мы не носим часы.

Мы не хотим умирать.

У Кинчева:

И поэтому я не ношу часов.

Я предпочитаю свет.

У Башлачева:

Мы строили замок, а выстроили сортир.

У Кинчева:

Где сортир почитают за храм, там иду я.

И параллель, так сказать, с обратным знаком.

У Башлачева:

А приглядись, да за лихом - Лик.

У Кинчева:

Где блестят за иконой ножи...