коридор.
– Что это?
– Это в комнате маленькой Энид. – Страж указал налево. – Она часто так плачет, почти каждую ночь. Не обращайте внимания…
– Я должна помочь ребенку!
– Но вам нельзя выходить.
– Тогда пойдемте со мной! – Элис кинулась мимо стража по коридору.
Крик повторился, на этот раз еще более пронзительный. Элис подбежала к проему, откинула висевшее одеяло и остановилась. В пещере было темно. В лучах слабого света, проникавшего из коридора, Элис увидела Говейна, стоявшего на коленях около тюфяка.
– Тихо, душечка, тебе просто приснился плохой сон, – шептал он.
– Темно… – всхлипывала Энид. Она вся дрожала.
Элис выдернула из железного кольца на стене факел и внесла его в комнату.
– Кто это, черт возьми?! – Говейн сощурился от света.
– Подержите! – Элис сунула ему в руку факел и подошла к девочке. – Все хорошо, Энид. Вот твой папа. Смотри, он принес свет и сейчас прогонит все плохое.
Энид замигала сонными глазами, в которых еще таился страх.
– Папа? – переспросила она.
– Да. – Элис потянулась к ребенку, но увидела, что не надела перчаток. Внутри все сжалось от предчувствия ужаса. Заставив себя не думать о собственной боли, она погладила малышку по щеке. Казалось, страх, словно живое существо, заметался между ними. Сдавило горло, сердце бешено заколотилось. Сама того, не сознавая, девушка застонала.
– Сестра, что с вами? – Говейн тронул ее за плечо.
– Помогите мне. Не отпускайте меня. Сильные руки обвились вокруг нее, и она оказалась прижатой к широкой мускулистой груди. Теперь Элис слышала ровный стук его сердца, а ее собственное готово было выскочить наружу. Страх стал проходить, в голове прояснилось, сердце постепенно успокоилось.
– Тихо, тихо… Все хорошо… – Дыхание Говейна, словно теплый ветерок, пробежало у нее по виску. Он поддерживал ее за талию, и его длинные пальцы снимали напряжение.
Элис заглянула в зеленые глаза Говейна: этот человек обладал неодолимой силой – силой защитника. Никогда прежде с ней такого не случалось – она находилась так близко от человека, но его чувства не подавляли ее. В душе что-то шевельнулось, как будто раскрылись лепестки цветка под солнцем.
– Элис… – Он крепче прижал ее к себе, и она почувствовала жар его тела. Глаза рыцаря странно блестели, дыхание участилось.
Она таяла от нежности. Говейн наклонил голову и прижался губами к ее рту.
Элис показалось, что ее объяло пламенем. Она вскрикнула, оттолкнула его и… укусила.
Пораженный, Говейн отпрянул. На его нижней губе краснела капелька крови.
– Черт! – воскликнул он.
Сейчас Элис хотела одного – скорее скрыться. Вырвавшись, она вскочила на ноги и, спотыкаясь, выбежала из комнаты.
– Папа, а куда ушел ангел? – спросила Энид.
– Она не ангел, – последовал сердитый ответ. – Это еще одна искусительница, посланная по мою душу, будь она проклята!
Глава седьмая
– Господи, прости мне грех мой, – бормотал Говейн, уставившись на горящую свечу.
Он сидел в счетной комнате. Отблески огня плясали на холодных каменных стенах, а в душе царил полный мрак.
Он тяжело вздохнул: строго-настрого приказав Руби не отходить от Энид, он укрылся здесь, чтобы хоть немного поспать, но сон никак не шел.
Что он натворил! Поцеловал монахиню! К тому же испугал девушку, которая вызывала у него истинное уважение своим состраданием и мужеством. Завтра он обязательно извинится перед ней. Да, но что он ей скажет? Что слишком долго обходился без женщины? Что ее доброта привела к тому, что он потерял голову? Впрочем, сестра Элис наверняка не считает его добропорядочным человеком.
Перед глазами возник ее образ: разметавшиеся темные волосы, раскрасневшиеся щеки. Как мало она походила на монахиню – когда глядела на него ласковыми и соблазнительными голубыми глазами, когда прижалась к нему, дрожа всем телом от страха.
Он несколько раз повторил: «Сестра Элис – целительница». Но желание от этого не ослабло. Перед мысленным взором стояла не монахиня, а полная очарования и притягательной силы женщина. Такая юная и цветущая! Зачем она решила заточить себя в аббатстве? Может, попытаться отговорить ее?
Никогда в жизни Элис не была еще так несчастна! Опустив голову, никого не видя кругом, она давилась куском черствого сыра, который Бетт припрятала специально для нее. Как она
