блестели.
– Я словно оказалась в каком-то новом мире… Я хочу сказать, что я вдруг поняла, что нравлюсь мужчинам…
– А как же могло быть иначе, petite imbecile?[19]
– Мы обе им нравимся. Но какой нам от этого прок? Запертые здесь, мы даже не видим мужчин без тонзур!
– Несколько недель назад вы видели моего брата и он даже поцеловал вас!
– Потом понял, что ошибся, и больше ни разу не взглянул на меня.
Помогая Генриетте развернуть платье из тафты, украшенное розовыми бантами, Фрэнсис немного помедлила, прежде чем заглянула ей в глаза.
– Все говорят, что он неплохо разбирается в женской красоте. И уж если видит девушку, которая ему нравится…
– Кто это «все»? – спросила принцесса, готовая защищать брата.
– Ну… Дороти и другие, кто постарше, – пробормотала Фрэнсис. – Конечно, когда король- холостяк, о нем всегда ходят такие слухи и к тому же преувеличенные.
Она только повторила то, что сказала ей мать, мисс Стюарт, когда Фрэнсис пыталась расспросить ее подробнее об этой волновавшей ее проблеме. Но все, что она хотела узнать, она узнала. Она убедилась в том, что такая репутация Карла не является полной неожиданностью даже для его маленькой сестры-изгнанницы. Что эти слухи смогли проникнуть даже в строгий Шато де Коломб, охраняемый церковниками.
– Я надеюсь, что как только он снова станет королем, он женится, – предположила Генриетта так, словно женитьба обязательно должна была положить конец всем этим неприятным сплетням и разговорам.
Фрэнсис устроилась на подоконнике, положив руки на колени.
– И тогда мы все вернемся в Шотландию! – сказала она таким тоном, словно произносила заключительную фразу какой-то романтической истории.
– Или в Англию, – ответила Генриетта значительно менее радостно.
– Пусть. Все равно для нас это дом.
– Но вы вряд ли можете помнить свой дом.
– Конечно, нет. Но отец часто рассказывал мне о нем. Кроме того, в маминой спальне висит картина, на которой нарисовано наше имение.
– Я видела ее. Прелестный дом с башенками и рядом озеро.
Фрэнсис почти не слушала Генриетту, она полностью погрузилась в собственные мысли, навеянные словом «дом».
– Мы с отцом часто стояли перед этой картиной, и он всегда держал меня за руку. Он рассказывал мне обо всем, что скрывается за каждым нарисованным окном и за садовыми стенами. Мне кажется, что он не только хотел сделать все это реальным, живым для меня, но и сам стремился сохранить в памяти все подробности.
– Для них все это гораздо тяжелее. Я имею в виду тех, кто значительно старше. Они помнят свой дом и любят его, – тихо сказала Генриетта. – Им пришлось все это бросить, чтобы спасти нас.
– Но, по крайней мере, у них хоть был настоящий дом! Человек может любить дом так же страстно, как другого человека. Вы так не считаете? Когда человек получает в наследство дом, ему достается вся любовь, которая раньше была в нем. В нашем доме были широкие подоконники и маленькие стульчики для детей возле камина. И широкая лестница с невысокими ступеньками, отец говорил, чтобы удобно было встречать гостей. И медные кастрюли на кухне, в которой горел очаг. А в холодной сыроварне мама наблюдала за служанками, которые сбивали масло. На картине виден даже тот утолок сада, где мама выращивала лекарственные травы.
Генриетта с удивлением посмотрела на свою подругу.
– Никогда бы не подумала, что вы так скучаете по дому.
– А что меня там ждет, когда мы все вернемся? Мама, Софи, маленький Вальтер и я…
Генриетта, чувствуя себя по-настоящему несчастной, подошла к подруге и взяла ее за руку.
– Фрэнсис, вам действительно не хочется расставаться с нами? Моя мама так любит миссис Стюарт, они так близки, особенно теперь, когда они обе овдовели… И мы с вами… Конечно, вы должны остаться при Дворе.
Фрэнсис с видимым усилием оторвалась от воспоминаний о доме, в котором часто мысленно бродила втайне от всех.
– Мы не такие важные персоны, чтобы нам это предложили, – ответила она шутливо.
– Разве мы не кузины? Или вас на самом деле так напугал Лувр?
– Нет. Мне действительно кажется, что я предпочла бы жить при Дворе. Где много мужчин. К тому же, в Уайтхолле может быть совсем не так, как в Лувре. У нашего короля нет денег, чтобы жить так роскошно. Кажется, что у Людовика сотни слуг, которые строят ему дворцы и обслуживают его. Мой отец говорил, что в Англии самый нищий пахарь – сам себе хозяин. Кроме того, – Фрэнсис не могла не улыбнуться, хотя они вели очень серьезный разговор, – можете ли вы себе представить, что Двор Карла Второго будет таким же
