И уплыл.
Едва ли не через полчаса после Стоеросова проплыли скампавей с родичами усопшего диакона, якобы догонять, но те гребли потише. Не слишком-то им хотелось настигать буйного Свиристела. Да и по Агафонию не очень убивались, поелику тоже не ангел был. Так, обычай справляли.
А потом река долго оставалась пустой и развлечений для Тимофея не предоставляла. Уже за полночь на восьмивесельном баркасе куда-то по своим делам отправился посольский дьяк Палатцев. Еще через час вернулся.
Тимофей оживился.
— Чего хмурый такой, а, Кирилло Васильич? — крикнул он.
Дьяк с досадой крякнул.
— Протест везу дипломатический. Самому посаднику.
— Во как! А от кого?
— От Покаяны. Охломоны какие-то в посольство вломились.
— Да ну! Во двор или в хоромы?
— В самое что ни на есть нутро.
— Ого!
— Мало того, что вломились, неприкосновенного посла во двор выволокли да в мокрую бочку посадили.
— Этого, Гнильйо?
— Этого, этого.
— Вот здорово, — изумился Тимофей.
Дьяк так не считал.
— Кому — здорово, а мне теперь — иди, расхлебывай эту бочку. Ты же слыхал, в устье Теклы люминесценций целый флот держит. А вдруг тот Гийо после бочки расчихается?
— Не расстраивайся, Кирилло Васильевич, — сказал Тимофей. — Нужно будет, так и самого люминесценция в бочку макнем, не впервой. Хорошая баня ни одному сострадарию не помешает.
Спасатели в ялике заржали. Палатцев глянул на них неласково, обозвал какими-то приматами, да на своих гребцов цыкнул.
Те, ухмыляясь, навалились на весла.
Баркас умчался.
После этого и на реке, и на берегах все окончательно опустело. И старшина, и спасатели еще раз вздремнуть успели. Зачирикали воробьи, часы в Колдыбели пробили четыре. И тут Тимофей заметил группу конных.
Они выехали из переулков Лодейной слободы и остановились у въезда на мост. Выпустили вперед себя кособоконького мужичонку. Словно собачонку какую. Тот отряхнулся опять же по-собачьему, затем резво засеменил по настилу.
Это было странно. Из всех мостов Мурома только на концах Скрипучего не было сторожевых башен. Но сие вовсе не означало, что ночью по нему мог шастать кто попало. Ради доходов и безопасности Господин Великий Муром мостами дорожил очень и весьма. Дума давным давно установила строгие правила пользования этими общественными сооружениями. В частности, никто из посторонних не должен был ступать на разведенный мост. Правила эти сызмальства так крепко вдалбливали, что даже пьяные не совались.
— Эй! Ты куда? — изумился Тимофей.
Мужичонка замахал руками.
— Погодь, погодь, не шуми. Это я, Говорило-стряпчий. Родич твой! Али не признал, дядько Тимофей?
Тимофей всмотрелся. Под глазом у Говорилы красовался здоровенный фингал. Вот это странным не было, непутевого родича поколачивали регулярно.
— А. Теперь признаю. Только чего ты на мост приперся? Запрещено.
— Да дело срочное.
— Поворачивай! Не положено, говорю.
— Знаю, знаю, — бормотал Говорило, озираясь. — А помощнички твои где, внизу?
Тимофей нахмурился.
— Внизу, где же еще. Говори, какое дело. Дома что случилось?
— Нет, нет, дома все в порядке.
Говорило досеменил, повертел головой, дыхнул перегаром:
— Тут, видишь ли, дядько Тимофей, мост нужно свести.
Тимофей брезгливо отстранился.
— Мост свести? Да ты очумел?
Говорило задергался.
— Нужно, дядько Тимофей, очень нужно. Позарез, можно сказать.
— И кому это позарез нужно?
— А вон тем, — стряпчий махнул в сторону конных.
— Кто такие?
— Монахи.
— Совсем ничего не понимаю. Какие монахи, куда их несет в рань-то такую? И почему я им должен мост сводить?
— Монахи покаянские. На ихнее посольство, видишь ли, напали. Слыхал?
— Ну, слыхал.
— Так вот святые братья туда и спешат. Чтоб посольство, значит, под охрану взять.
— Не, так не пойдет, — сказал Тимофей. — Шутка ли — мост им своди! До срока вон почти час остается, время еще судоходное. Пущай ждут. Как только Колдыбель пять раз оттрезвонит, — вот тогда — пожалуйста, милости просим.
— Дядько Тимофей! Не могут они ждать. Никак. А ну как посольство пожгут? Или с послом чего учинят?
— А ну как корабли в мост уткнутся? Тогда что? Идите вон лодку нанимайте.
— Время упустят! Лошадей девать некуда. И потом, нет же никаких кораблей. Ни сверху, ни снизу по течению. Ты сам посмотри!
Тимофей осмотрелся. Кораблей и впрямь не было видно.
— Дядько, они же не бесплатно просятся, — жарко зашептал Говорило. — Мне заплатили, а тебе заплатят еще больше. На, полюбопытствуй!
Он вытащил из-за пазухи увесистый мешочек и тряхнул его. В мешочке звякнуло.
— Целая куча цехинов, — бубнил стряпчий. — Золотые! Всей твоей команде хватит! Нет, ты поглянь, поглянь!
Говорило развязал тот мешочек, а в мешочке тускло желтело. Кто хоть раз видел эту желтизну, потом ее ни с чем не спутает…
И заколебался мостовой старшина Тимофей Кликун, было дело.
Такого количества золота ему еще никто не показывал, в глазах аж зарябило. И не мешочек перед его глазами приплясывал, но пожалуй что и мешок; с трудом держал его на весу хлипкий родственничек, аж вспотел. Даже непонятно стало, как он этакую-то калиту за пазухой уместил, богатырь.
Но зародилось в душе у Тимофея и неясное понимание. Что-то здесь было не так, ей-ей не так. Слишком щедрой выглядела плата. А был Тимофей уже и немолод, и в переделках разных побывать успел. Из тех переделок вынес опыт: ежели сомневаешься, то не спеши. А
