— А ты присмотрись, присмотрись. Что там?
Мормидо старательно уставился в тусклое металлическое зеркало.
— Вроде шевелится кто-то.
— С хвостом?
— Ну да. С хвостом.
Мартин задрожал.
— Так и есть. Лохмака. Наручники старые?
— Ну да.
— Из подвала?
— Откуда ж еще?
— Что ты натворил! Через старые, да из подвала они и выползают! На, полюбуйся еще!
Мормидо еще раз взглянул.
— Ох! Ну и харя…
— Его нужно убить. Он очень опасен, понял?
— Дык как?
— Быстро расстегивай наручники. Иначе лохмака сначала меня сожрет, а потом за вас, дураков, примется.
Мормидо изумленно уставился в глаза Мартина.
— Че-чего?
Выражение его лица медленно менялось.
— Расстегни наручники, — раздельно повторил Мартин. — Тебе очень хочется расстегнуть наручники. Прямо мочи нет удержаться.
И Мормидо послушно выполнил требование.
— Так, — сказал Мартин. — Теперь эти наручники вместе с лохмакой надо утопить. Он воды боится.
— Где утопить?
— В параше, где еще. Быстро!
Мормидо утопил и закрыл крышкой. Мартин тут же уселся сверху.
— Теперь возьми у часового мушкет.
— Не даст.
— Стукни по голове.
— Часового?
Мартин вновь посмотрел ему в глаза очень долгим взглядом.
— Делай что говорю, — гнусавым голосом затянул он. — Делай, что тебе говорят. Я этого беса долго не удержу.
И вдруг заорал:
— Всех, всех пожрет, всех! Ну?! Чего стоишь?! Ждешь, когда из тебя кишки повыпустят?! Живо!
Надзиратель попятился к выходу в коридор. Вскоре там глухо упало тело.
Держа на вытянутых руках ружье, глядя прямо перед собой стеклянными глазами, Мормидо шагнул в камеру
— Молодец! Расстегни кандалы у меня на ногах, сейчас мы этого лохмаку скрутим. Да быстро, быстро!
Но лохмака оказался зверюгой сильной, все время вырывался. Параша выла и скакала. Пришлось снять наручники и с Фаня. Втроем они кое-как опять загнали нечисть в гадость, а сверху придавили скамьей.
— Пухнет. Скоро выберется, — зловеще объявил Мартин. — Знаешь, что будет?
— Что?
— Раздуется тогда — вообще. Абзац.
— Что такое абзац?
— Абзац? Ну, это — все. Аннигиляция!
— Что — все? — шепотом спросил Мормидо.
— Все — это все. Кухун придет. Пиши — пропало. Хвост у него раздвоенный, вроде жала. Нападает снизу. А жрет с головы! Хрусть, хрусть… только зубы выплевывает.
— З-зубы…
— Да. Потом ползет во все щели и — шасть по ногам, шасть по ногам! Все что хочешь может отгрызть.
— И… это самое?
— Лакомство. В первую очередь! Пухнет, пухнет, пу-ухнет… Уже скоро выползет, чуешь вонь?
— Чу…ю.
— Знаешь, что лично с тобой сделает?!
— Свят, свят, — забормотал Мормидо. — Как же спастись-то?! А?
— А во дворце петухов много?
— Да какие петухи! Ни одного! Какие там петухи в Сострадариуме… Одни крысы.
— Во влипли… Слышь, Фань, петухов у них нет.
— Какой ужас! — простонал Фань. — Без петухов его не остановишь!!!
Потом, неподдельно трясясь, предложил удирать.
— А что? Самое время, — кивнул Мартин. — Пока лохмака не очухался.
— Гаррр! — рявкнула параша и гнусно запахла.
Скамья упала.
Вот этого Мормидо перенести уже не смог. По-козлиному взбрыкнув, он рванул в коридор.
Мартин поймал его за штаны.
— Стой, стой! Камеру, камеру кто запирать будет?
Час спустя, уже на одной из портовых улочек, Фань оглянулся на приметный купол Сострадариума и признался:
— А вы знаете, я ведь его тоже видел.
— Кого?
— Да этого лохмаку вашего. Пренеприятное существо!
Мартин оглянулся и сипло прошептал:
— Сам боюсь.
— Послушайте, для бродяги вы слишком уж лихо владеете гипнозом.
— Да, неплохо получилось. Впрочем, и материал был благодатный. Дремучий такой материалец, рассуждать не приученный.
Фань остановился.
— Речь и манеры у вас тоже далеко не простонародные.
Он хлопнул себя по лбу.
— И как это раньше мне в голову не пришло? Скорее вы из обедневших аристократов… Хотя — нет, слишком для этого демократичны. Да кто же вы такой, Мартин?
— Вас это очень занимает?
— Гораздо больше стоимости грузового фрахта.
— Как ни смешно, я именно тот, за кого меня принимает обрат эпикифор.
— Помилуйте! Не хотите же вы сказать…
— Хочу, дорогой Лю, хочу. Ну что вы на меня так смотрите? Успокойтесь. Небесники пожирают людей только тогда, когда их держат впроголодь. Но вы ведь угостите меня добрым
