молодую девушку. Я подошел, представился и спросил:
— А вас чем наградят?
— Медалью святого Георгия, — тихо сказала эта двадцатидвухлетняя девушка.
Это высшая награда за храбрость, какую только может получить гражданское лицо. А передо мной была юная, симпатичная блондинка в красном платье и коричневой шляпке, которую наградят этой медалью. «Интересно, за что?» — подумал я. Оказалось, что это была воспитательница Лиза Поттс. Когда во время пикника в младшей школе Святого Луки в Вулвергемптоне на площадку выскочил сумасшедший с ножом и бросился на детей, она закрыла их собой.
Я поглядел на ее руки в ужасных шрамах.
— Это ерунда по сравнению с тем, что он сделал с детьми. Некоторым он перерезал горло от уха до уха, — сказала она.
Нас, Баррела и Поттс, пригласили в Бальный зал одновременно. Она была звездой этой церемонии, и я гордился тем, что мне выпала честь идти рядом с этой удивительно храброй девушкой. Она первая подошла к королеве и сказала ей несколько слов.
Затем настал мой черед. Принцесса говорила, что мне дадут награду за двадцать один год службы королеве, принцу Чарльзу и ей самой. Но меня ждал сюрприз.
Лорд-камергер объявил в микрофон:
— Медалью королевы Виктории за службу принцессе Диане награждается мистер Пол Баррел.
Меня не предупредили, но королева решила, что надо дать мне медаль за верную службу принцессе. Я поклонился, пожал ей руку, и она прикрепила медаль на лацкан моего фрака.
— Я счастлива, что могу наградить тебя этой медалью, — сказала королева. — Я рада, что могу отблагодарить тебя за все, что ты для нас сделал. Но что ты собираешься делать теперь?
Я посмотрел поверх ее плеча и заметил моего старого коллегу — королевского пажа Кристофера Брея.
— Ну, может быть, Кристоферу понадобится помощь, Ваше Величество…
Она усмехнулась.
Мы снова пожали друг другу руки. Я сделал два шага назад, затем повернулся и вышел.
А вечером компания в десять человек — я вместе с друзьями и родственниками — отправилась праздновать мое награждение в ресторан «Сан-Лоренцо». Как и хотела принцесса.
Две недели спустя мне пришло письмо от министра финансов Гордона Брауна, в котором он сообщал, что меня сделали членом Мемориального комитета принцессы Дианы, который был создан для того, чтобы решать, каким образом лучше увековечить память принцессы. А значит, я буду работать вместе с друзьями принцессы — Розой Монктон и лордом Аттенборо. Комитет был создан как дополнение к независимому и недавно учрежденному Мемориальному фонду принцессы Дианы.
И раньше находились такие, кто считал, что я слишком превышаю свои полномочия дворецкого, а после того как меня назначили в Мемориальный комитет, эти люди, которые не очень близко знали принцессу, стали за моей спиной намекать, что отношения между принцессой и ее дворецким были чересчур близкими.
Скорее всего, они еще больше утвердились в своих подозрениях, когда в «Таймс» появилась статья под заголовком «ВЛАСТЬ ДВОРЕЦКОГО: решать, как следует увековечить память принцессы, поручили Полу Баррелу». Вот ее текст:
Вполне извинительная гордость сделала меня глухим. Я не слышал, что за моей спиной уже точат ножи.
* * *
За две недели до Рождества Уильям и Гарри приехали в Кенсингтонский дворец. Я расставил везде цветы, чтобы было как можно уютнее. Мы с няней Ольгой Пауэлл ждали их в гостиной. Мальчики с радостными криками влетели во дворец. Они уже думали о том, как весело проведут Рождество в Сандринхеме.
С желтыми клейкими листочками в руках я вместе с принцами принялся обходить апартаменты и помечать, какую вещь куда отправить. Мальчики теперь будут жить с принцем Чарльзом в Сент-Джеймсском дворце, а в Лондоне — в Йорк Хаусе. Уильям и Гарри бегали по комнатам, собирая книги, игрушки, фотографии, плакаты, видеокассеты, рисунки. Затем стали решать, что они хотят забрать с собой из мебели: диваны, стулья, ковры. В этом деле Уильям проявил большую последовательность, чем его брат. Он же заговорил и о драгоценностях, но сам себя оборвал:
— Ладно, с украшениями разберемся в следующем году, торопиться некуда.
Меня потрясла его вежливость. Даже выбирая из своих собственных вещей, он спрашивал: «Можно мне взять…», «Ничего, если я возьму вот это?».
— Уильям, тут все принадлежит тебе и Гарри. Вы можете брать все, что пожелаете. И незачем спрашивать.
Он вошел в гардеробную, где висели шедевры Шанель, Версаче, Жака Азагури и Кэтрин Уокер.
— А что мы будем делать с маминой одеждой? — спросил он.
— Ты, наверное, не знаешь, — принялся объяснять я, — что Спенсеры организовывают музей в Альторпе и хотят забрать туда самые известные ее наряды, в том числе свадебное платье.
— Ни за что! — возмутился Уильям. — Свадебное платье они не получат.
— Почему? — вмешался Гарри.
— Потому что я этого не хочу, — отрезал Уильям. — Но некоторые из маминых платьев им можно отдать. Ладно, это тоже подождет до следующего года.
Принцесса хотела, чтобы ее свадебное платье попало в Национальную коллекцию костюма в музее Виктории и Альберта. Старший сын принцессы ясно сказал, что он не хочет, чтобы платье оказалось в Альторпе. И где же оно сейчас? Именно там.
Затем Уильям продолжил обход: «Мне хотелось бы взять этот ковер, этот диван, тот стул… вот эти шторы, этот столик…». Мы вспомнили, как два года назад принцесса заплатила 30 тысяч фунтов за новые ковры.
Было горько смотреть, как братья ходят по своим собственным комнатам и выбирают: что возьмут, а что нет. Руководил как всегда Уильям.
— Пол, можно я заберу свою кровать, — спросил Гарри. — И комод?
— Зачем они тебе, Гарри?! — вмешался Уильям. — Там их некуда ставить!
