моменты в жизни, когда оно подступает вплотную, и вот тогда, в машине, я понял, насколько Ренни далека от Джо, и от меня, от ценностей, мотивов, от мира и от истории — одинокий зверь, загнанный, попавший в западню. И Джо, там, дома, моет тарелки. Одинокие звери! И нет таких причин, таких решений или философских систем, в которые мы бы сумели заткнуть себя без остатка, так, чтобы хоть малая наша часть не осталась снаружи — удивляться и быть одинокой.
— Он правда хороший доктор, — минутою позже сказал я.
Ренни окинула меня непонимающим взглядом, как если бы я вдруг заговорил на иностранном языке.
— Ренни, может, отвезти тебя назад, домой?
— Если ты отвезешь меня домой, я застрелюсь, — хрипло сказала Ренни.
Когда до конца проселка, шедшего от дороги к Ферме, осталось совсем немного, я выключил фары и тихо въехал во двор. Я, конечно, объяснил Ренни, что Доктор просил меня не тревожить пациентов, но, боюсь, что эдакая театральность не прибавила ей присутствия духа. У входа в дом я взял ее под руку: она дрожала. Миссис Доки и Доктор ждали нас в приемной. Оба тут же весьма недвусмысленно уставились на Ренни, причем у миссис Доки выражение лица было откровенно презрительным.
— Добрый вечер, миссис Морган, — сказал Доктор. — Начать можем прямо сейчас. Миссис Доки проводит вас в Комнату Процедур.
Не говоря ни слова, миссис Доки направилась к Комнате Процедур; Ренни, после секундного колебания, тоже вдруг встрепенулась и пристроилась к броненосцу в кильватер. У меня на глаза навернулись слезы. Я не слишком понимаю разницу между состраданием и любовью: наверное, то, что я чувствовал к ней, было чистой воды сострадание.
— Вы привезли с собой чек и банковскую книжку? — требовательным тоном спросил Доктор.
— Да, — я вручил ему книжку. На предпоследнем корешке была проставлена итоговая сумма: двести восемьдесят семь долларов тридцать два цента; следующий чек был выписан на всю эту сумму без остатка и подписан. — Я не знал, на чье имя выписывать.
— Имя я и сам впишу. Ну что ж, тогда за дело. Я хочу, чтобы вы при сем присутствовали, в воспитательных целях.
— Нет уж, я лучше здесь подожду.
— Если вы хотите, чтобы я сделал ей аборт, — сказал Доктор, — тогда идите со мной и смотрите от и до.
Делать было нечего, я пошел. Доктор нацепил свою белую куртку, и мы прошли в Комнату Процедур. Ренни уже лежала на столе, накрытая простыней по самое горло. Я было испугался, что она станет возражать против моего присутствия, но она не подала ни единого знака. Миссис Доки бесстрастно стояла у стола. Доктор вымыл руки и убрал простыню у Ренни с живота.
— Ну-с, давайте сперва убедимся, что вы и в самом деле беременны. Она вздрогнула, резко, судорожно, едва его пальцы коснулись ее. Минуту или около того спустя, когда Доктор надел резиновые перчатки, смазал пальцы и начал внутреннее обследование, она принялась плакать, всхлипывая и хватая ртом воздух.
— Вы мне это прекратите, — сварливо сказал Доктор. — Вам уже приходилось рожать детей. — Немного погодя он спросил у нее: — Как вам кажется, каков ваш срок? — Ренни промолчала, и больше он ни о чем ее не спрашивал. — Ладно, можем приступать. Пожалуйста, расширитель и кюретку, — сказал он, обращаясь к миссис Доки, та пошла к стерилизатору и стала звякать какими-то инструментами; рыдания стали глубже и громче. Ренни извернулась на столе и даже попыталась приподняться.
— Лежать, и лежать тихо! — резко прикрикнул на нее Доктор. — Вы мне тут всех перебудите.
Ренни снова откинулась назад и закрыла глаза. Как только Доктор принял из рук миссис Доки блестящую кюретку, у меня к горлу подкатила тошнота; и я решил смотреть на Ренни, на ее лицо, а не туда, где шла операция.
— Затяните ремни, — сказал Доктор, снова обращаясь к миссис Доки. — Вам наверняка и раньше приходилось это делать. — Ренни перетянули в районе диафрагмы широким кожаным ремнем. — Так, теперь вы держите правую ногу, а вы, Хорнер, левую. Поскольку акушерские проблемы нас тут редко беспокоят, специального кресла у нас, сами понимаете, нет.
Он поднял Реннины ноги и растянул их в стороны. Миссис Доки схватила правую и прижала голень к своему бедру, а я, весьма неохотно, взялся за левую.
— Прости меня, Ренни, — сказал я.
Ренни стонала и мотала головой. Еще чуть позже — Доктор, должно быть, как раз пустил кюретку в дело, но я не глядел и точно сказать не могу — она стала кричать и попыталась вырваться.
— Держите ей ноги! — рявкнул Доктор. — Она же всю себя изрежет! Хорнер, сделайте с ней что-нибудь!
— Ренни… — На большее я оказался не способен. Она была напугана; мне даже показалось, что она меня больше не узнает. Из глаз у меня текли слезы, лицо Ренни плыло. На долю секунды она расслабилась, пытаясь взять себя в руки, но тут же — еще одно движение кюретки? — закричала опять и рванулась кверху.
— Ладно, — Доктор раздраженно поглядел на миссис Доки. — Кюреткой тут делать нечего. Отпустите ногу и заставьте ее замолчать.
Миссис Доки толкнула голову Ренни назад, на стол и зажала ей рот. Ренни несколько раз отчаянно лягнула освободившейся ногой — Доктор отлетел в сторону, опрокинувши по дороге стул, и выругался. Я невольно поднял глаза и увидел кровь: кровь на простыне под Ренни, кровь у нее на бедрах, кровь на перчатках Доктора. Тошнота поднялась прямо к горлу, и у меня едва хватило сил ее перебороть.
— Кровотечение она себе уже устроила, — сказал Доктор миссис Доки. — Подержите ее еще минутку, я приготовлю наркоз.
Я начал чувствовать Ренни — ее страх. Она снова затихла и смотрела на меня умоляющим взглядом.
— Уберите руку, — сказал я миссис Доки. — Она не будет кричать. — Миссис Доки осторожно отняла ладонь, но было видно, что она в любой момент готова вернуть ее на место.
— Джейк, я боюсь, — тихо, сквозь слезы и дрожь, сказала Ренни. — Он делает мне больно. Я не хочу бояться, но ничего не могу с собой поделать.
— Доктор, как вы считаете, еще можно остановить операцию? — спросил я через всю комнату: Доктор в дальнем углу прилаживал резиновую трубку к двум стоящим на металлической тележке баллонам.
— Смысла нет, — отозвался он. — Я бы давно уже все сделал, если бы не эта ее дурь.
— Ренни, ты хочешь домой?
— Да, — она опять расплакалась. — Только пусть он сначала закончит. Я пытаюсь держать себя в руках, но у меня ничего не получается.
— Ну, об этом мы сейчас позаботимся, — сказал Доктор; все его раздражение вдруг как рукой сняло. Он подкатил баллоны с газом к изголовью стола. — Вы, голубушка моя, так скакали, что я едва не проткнул вам матку. А теперь расслабьтесь.
Ренни закрыла глаза. Доктор отдал маску миссис Доки, которая, не без злорадного удовольствия, прижала ее ко рту и к носу Ренни. Доктор тут же отвернул оба краника, и с
