том, что она представляла себе Джеймса.
Она отчетливо его видела. Она и подумать о таком не могла, но теперь, да, видела, как Джеймс хватает девушку, заставляет прикоснуться к нему. Как это получилось? Она видела, как стройные тела отшатываются или съеживаются. Видела, как он настаивает, принуждает, охваченный простым вожделением — не потребность, просто похоть, — как его лицо искажается, принимает выражение, которого она сама не видела ни разу, но которое вдруг показалось ей вполне возможным.
Он предал ее так во многом, что она не все могла осознать и перечислить, но было еще и это — она могла представить себе все. И это тоже было роковым предательством. Она подумала: «Что ж, значит, так».
Какая-то холодная и рассудительная часть ее мозга постепенно возобладала. Это было к лучшему. Скорбь понемногу заняла свое место. Первое потрясение прошло. Айла начала делать то, что было необходимо. Она встала. Она пожала бы констеблю руку, если бы была уверена в том, что та подаст свою. Может ли так получиться, что кто-то подумает, что она помогала Джеймсу, была его сообщницей, поощряла его набеги на молодую плоть? Возможно. Так бывает, и вполне возможно, что полицейские об этом подумывают. Другие будут винить ее еще в чем-то.
Сама она винила бы себя за невнимательность, за то, что не думала ни о чем плохом, тем более об этом.
— Может быть, позовете кого-нибудь побыть с вами?
Как будто кто-то умер. Неужели констебль Сильвия Доннелли полагает, что близкие и знакомые ринутся сюда с утешениями и кастрюльками?
— Нет, спасибо. Не сейчас. Мне нужно поговорить с детьми.
— Хотите, я пойду с вами?
— Вы очень добры. Наверное, так было бы даже лучше, но все же не надо. Мне кажется, чужих быть не должно. Только так я смогу им сказать, — первый раз горечь прорвалась, как сломанная кость сквозь кожу, — что вся их жизнь пошла кувырком. Знаете, час назад они смотрели телевизор и делали уроки. Были просто детьми. Час назад у них была обычная жизнь. Ничего из ряда вон выходящего, нормальная, немного скучная… — Ее голос дрогнул. Она не заплачет. — А теперь все совсем не обычно, правда?
— Боюсь, что так, — мягко сказала констебль Доннелли. Она коснулась руки Айлы. Похоже было, что она не боится замараться. — Хотите знать, что предстоит сегодня вашему мужу? Какова процедура?
— Не особенно. Я думаю, его адвокат в курсе.
— Хорошо. Но вам лучше знать, что как только ему предъявят официальное обвинение, какая-то информация просочится в прессу. Имя, адрес, обвинения. Завтра он в первый раз предстанет перед судом. Я думаю, совсем ненадолго. Это формальность. Сложно сказать, узнает ли об этом кто-нибудь. Журналисты. Все может быть. Но вам лучше быть готовой ко всему и подготовить детей. Может быть, стоит отменить доставку газет, если вы их получаете, и не включать телевизор.
Ох, Джеймс. То, как он, судя по всему, мог поступить с этими девочками, с этими молодыми женщинами, было само по себе достаточно плохо, но они, даже если и работали в его магазинах, все-таки были ему чужими. А посмотрите, как он обошелся со своими детьми!
— Спасибо, — сказала она, — что предупредили.
У двери констебль Доннелли достала из кармана формы карточку.
— Вашему адвокату понадобятся наши имена и служебные телефоны. И вам, возможно, тоже.
— Да. Спасибо.
Она плотно закрыла дверь, но, оглядевшись, подумала, что в доме теперь не безопаснее, чем снаружи. Все загажено, все уязвимо.
Из кухни вышли Аликс и Джейми, Аликс осторожно держала обеими руками, маленькими, с длинными пальцами, любимую кружку Айлы, голубую керамическую.
— Вот, мам. По-моему, я сделала, как ты любишь.
Она подала кружку неторопливо и торжественно, как подношение или подарок. Может быть, она, как и Айла, и, возможно, Джейми, хотела знать, но одновременно пыталась отгородиться от знания мелкими, бесполезными движениями.
Айла положила им обоим руки на плечи.
— Пойдем в гостиную, хорошо?
Она подумала, что кухню, общее и полное семейной истории место, трогать не нужно. Гостиной они пользовались редко, так что большой потери не будет, если они после обнаружат, что не могут туда войти. В гостиной Айла и Джеймс читали, смотрели видео и телевизор, иногда жевали что-нибудь перед сном, иногда даже держались за руки. Гостиная для нее была уже загублена. Она подумала, как осторожно и тщательно она теперь будет подходить ко всему в доме, выбирая места, которые уцелеют после всего этого. Наименее зараженные уголки, вот куда им придется забиваться.
Где она будет спать? Только не в той спальне.
Она нарочно села в кресло Джеймса, не успевшее остыть после констебля Доннелли, для которой оно, наверное, было еще теплым после Джеймса. Если Джейми и Аликс, сидевшие на краешке дивана, представляли себе в этом кресле Джеймса, эту картинку пора было начать стирать. Она удивлялась тому, как ясно понимает эти сиюминутные мелочи и как до сих пор умудрялась упустить из виду такие важные вещи.
Под слоем льда полыхал такой костер!
— Сейчас, — начала она, — я вам объясню, что случилось.
Очень скоро Аликс начала плакать. Джейми оцепенел. Айла встала с кресла и, пересев на диван, между ними, обняла Аликс одной рукой и положила другую на спину Джейми, взяв его за плечо. На то, чтобы рассказать, что ей было известно, ушло совсем немного времени. Она чувствовала, как все это сыплется, обрушивается, наваливается на них.
— Он это правда сделал? — наконец спросил Джейми.
Аликс подняла зареванные, печальные глаза.
— Я думаю, это возможно, — сказала Айла. Может быть, нужно было позволить им надеяться? Сегодня воздух в доме загустел и помутнел от лжи, но это все-таки их отец. Их связывало с ним что-то свое. — Но мы, конечно, ничего не знаем наверняка, и иногда полицейские совершают страшные ошибки.
Аликс немного оживилась, Джейми нет. Айла глубоко вздохнула и почувствовала, как разрастается лед в ее груди.
— Нам нужно держаться вместе и понемногу двигаться дальше, решая по одному вопросу за раз. Так что решайте, пойдете ли вы завтра в школу, а я пока позвоню адвокату. Идет?
Мелкие задачи, подумала она, небольшие шаги, так это можно вынести. Прыгнешь, рванешься, и треснувшее, хрупкое стекло под ногами провалится. Так ей казалось. И она не хотела, чтобы ее дети поранились осколками.
Хотя все равно поранятся. Теперь этого не избежать.
Она так хотела понять, что делать. Она так хотела, чтобы Джеймс понял, что делает, прежде чем бросаться на девочек в кабинетах и кладовках.
— Сначала мне нужно позвонить Бетани, — внезапно сказал Джейми.
Айла была изумлена; она пока не готова была звонить даже Мэдилейн или Мартину, не говоря о родителях Джеймса, даже не очень понимала, как рассказать обо всем адвокату Джеймса, которому, как она осознала, придется передать дело кому-то из своих партнеров,
