за плату, в последнюю очередь эвакуировали начальство.
Матвей Львович направился прямо к Тверскому:
— Мы можем договориться?
Он заплатил тысячу долларов за билет и за риск, но на следующий день выяснилось, что Тверской сбежал в Константинополь. Когда стража примчалась в его ведомство, то нашла только списки и документы людей, ждущих эвакуации, причем никто из них не имел права на выезд. В конторе сам собой начался пожар, и Матвей Львович остался без визы.
Впрочем, завидовать счастливчикам, получившим необходимые бумаги, не стоило: в порту гражданские суда досматривал «офицерский контроль». Пьяные хамы никого не боялись, ни перед кем не заискивали: рылись в багаже, лапали женщин под предлогом обыска, а мужчин зачастую выкидывали за борт — чтобы другим неповадно было бежать.
3
Последние слухи по политической и военной части можно было узнать в кафе «Махно», где располагался штаб Черной Орды — грозного братства спекулянтов. Кафе было не столько трапезной, сколько клубом и биржей. На торги выставляли всё — от солдатских подштанников до акций сталелитейных заводов. Влияние этого заведения было таково, что котировки валют печатались в газетах под заголовком «Кафе».
Грязная зала, по углам — чахлые пальмы, в центре — печь. Официанты — волосики на пробор, манишки белые, ногти чистые; кельнерши в драгоценностях.
— Человек! Шампанского и кильку! — требовали посетители.
— Сию секундочку, месье!
Матвей Львович сразу направился к своему столику, на котором мелом уже было написано: «Заказ».
— Салат «Капри» с томатами и черными оливками, — на ходу сообщал официант Вадик, великий мастер угождать. — Филе камбалы с виноградом; креветки, поджаренные с лимоном на шпажках…
Матвей Львович не слушал. За пустым столом у окна сидела девушка, до странности напоминавшая Нину Одинцову.
Но разумеется, это была не она: волосы острижены, гимназическое платье… хм… обычно в таких сюда являлись отчаявшиеся старшеклассницы.
Она сидела боком, нога на ногу. На соседнем стуле — сложенное пальто, фетровая шляпа и небольшой саквояж.
И все-таки это была Нина: повзрослевшая, заострившаяся каждой черточкой. Раньше была прозрачной акварелью, сейчас стала рисунком тушью — черно-белым, темным и бледным.
— Утка в кисло-сладком соусе… — напомнил Вадик.
Матвей Львович двинул ладонью: «Исчезни!» — и направился к Нине.
— Забавно… Мы опять встретились в кафе.
Она вздрогнула:
— Вы?
Матвею Львовичу показалось, что Нина обрадовалась ему. Он держал ее руку в своей жесткой лапе и говорил несуразности:
— Господи, Ниночка… Вот уж не думал… Сколько лет-то прошло?
— Всего два года. — Она улыбнулась так, что у него перехватило сердце. — Как ваши дела?
— Верчусь потихоньку… Ерунда всё, мелочи… Вы-то как?
Нина опустила взгляд, высвободила руку и спрятала ее под стол. «Досталось, верно», — сразу понял Матвей Львович.
— А где Жора? — спросил он. — В армии? Ему уж двадцатый год пошел?
— Он погиб. — Нина подалась назад, вжалась в спинку стула. — Все погибли: Елена, дядя Гриша и… Остались только мы с Софьей Карловной.
Матвей Львович перекрестился:
— Царствие Небесное.
Оказалось, что Нина и старая графиня только что приехали из Ростова и еще нигде не устроились. Софья Карловна отправилась во французскую миссию — вести переговоры по поводу отъезда, — а Нина осталась ждать в «Махно».
— Вы говорите, у нее хорошие связи в Париже? — переспросил Матвей Львович.
Было бы неплохо с помощью графини попасть во Францию, минуя карантинные лагеря и унизительное оформление беженских справок.
— Где вы хотите остановиться?
Нина пожала плечами:
— Пока не знаю. Нам сказали, что все гостиницы переполнены.
— Значит, остановитесь у меня.
— Сколько вы хотите за комнату?
Матвей Львович рассмеялся:
— Ниночка, ну что с вами? Деньги приберегите: цены тут дикие — яблоко на привозе пятьдесят рублей стоит.
Нина изумилась:
— Почему так дорого? Мы ехали на поезде — за перевалом полно садов.
— Туда и носа никто не покажет: там зеленые.
— Кто?
— Партизаны. Вернее, банды дезертиров, уклоняющихся от мобилизации. Они всех лупят: и белых, и красных, — а иногда спускаются с гор и режут стражников. Так что без документов лучше на улицу не выходить: поймают — сразу в контрразведку потащат по подозрению в помощи партизанам. Есть деньги — откупитесь, нет — выпорют. Это в лучшем случае.
Нина еще больше побледнела:
— У нас пока нет документов. Софья Карловна надеется исхлопотать их через французов.
— Вот видите, значит, вам сам Бог велел поселиться у меня. Там вы будете в безопасности — у меня надежная охрана.
Нина взглянула на него — холодно, оценивающе, — и Матвей Львович вдруг понял, что она не хочет подпускать его слишком близко.
— Вы приехали не одни? — спросил он напрямик.
Нина покачала головой.
— А что случилось с аргентинцем, который увивался за вами?
— Я вышла за него замуж.
— Вот как?.. И где ваш супруг?
— Два месяца назад его убили.
Вернулась взволнованная Софья Карловна и рассказала, что ее встретили полковник Гийомар и полковник Корбейль — оба чудесные люди; они пообещали сделать все возможное, чтобы переправить графиню и ее невестку во Францию.
Матвей Львович слушал, не отрывая взгляда от Нины.
Эта девочка — чужое счастье, которое не полагалось ему по возрасту, должности и
