– Пойдемте, сударыня, – предложил магистр. – Думаю, к часу девятому он нагонит нас и доложит, как исполнил задание.
Магистр ошибался. В этот день Мелисанда больше не встретила Аршамбо. Равно как и других храмовников.
СЕМЬ ФИНИКОВЫХ КОСТОЧЕК И ЕЩЕ КОЕ-ЧТО
Охота началась.
Сорок… нет, уже тридцать девять бандитов рыскали по городу, разыскивая храмовников. Габриэль строго-настрого запретил своим подчиненным убивать рыцарей. Его замысел состоял в том, чтобы расправиться с орденом силами антиохийской стражи. Сам того не ведая, Аршамбо сильно помог ему. Коннетабль Бертран, конечно же, не забыл, как его в присутствии воспитанника обещали наградить добрым пинком. Снисхождения ждать не приходилось.
Аршамбо и рыжий оруженосец гуляли по улицам Антиохии. Путь их лежал в сторону церкви Святого Петра. Только-только на колокольне отзвонили час шестой, и невиданная жара разлилась в полинялом небе. Лихое весеннее солнце золотило волосы оруженосца. Путники находились в благостном настроении. Гуго нес пакет с пирожками, Аршамбо – бутыль вина.
– Нет, парень, – объяснял храмовник. – Всё проще. Она ведь женщина. И пусть у нее в родне полно всяких хренов с горы. Принцесса не принцесса – какая разница? Тебе бы выждать, – он приложился к бутыли. – Выждать, клянусь розами святой Дорофеи, совсем чуть-чуть. Пока ее совесть заест.
– Но, сир Аршамбо! Она ведь считает меня трусом и предателем.
– Отринь печали, – храмовник покровительственно похлопал мальчишку по плечу. – Я-то знаю, как оно бывает. Главное, чтобы в сердце предательства не было.
Мальчишка вздохнул. Он уезжал из Иерусалима в полной уверенности, что с Мелисандой всё в порядке. Единственное, в чем его можно было упрекнуть, что он не зашел попрощаться. Но ведь оруженосцу не так-то просто встретиться с принцессой.
А Мелис в это время сидела в тюрьме. И над ней глумился Незабудка. При мысли о палаче на скулах мальчишки выступили желваки. О, горько пришлось бы мерзавцу, останься он жив!
– Я бы вообще советовал тебе… Что там за шум?
Совет Аршамбо остался невысказанным. У церкви Святого Петра бесновалась толпа. Забияка со стажем, храмовник хорошо отличал оттенки народного беспокойства. Гомон в духе «батюшки, грабят!» он никогда бы не перепутал с «турки на стенах! всем к оружию!».
Сейчас же происходило нечто непривычное. Расцвет инквизиции миру еще предстоял. До дня рождения Торквемады оставалось лет триста, так что храмовник не сразу понял, что творится.
– Огню, – орали зеваки, – огню бесовскому кланяется!
– Мочой умывается! Христа ругал, паскуда!
Дело пахло дракой и безобразием. Аршамбо оживился. И первое, и второе он обожал.
– Пойдем, – бросил он спутнику. – Надо разобраться.
Разбирательство длилось недолго. Из толпы выскользнул замурзанный постреленок лет пяти-шести.
– Дядя Аль Аббас! – радостно завизжал он, бросаясь к храмовнику.
– Гасан? Что ты здесь делаешь? – Ребенок ухватил рыцаря за полу плаща:
– Дядя Аль Аббас! Там кафила поймали!
– Кафила? А, кафира! Неверного. Ну пойдем, посмотрим.
Поймали – это звучало слишком громко. На ступенях стоял великан в полосатом халате, с посохом в руках. Великан насмешливо скалился. На него наседал оборванец с повязкой на левом глазу.
– Это вы, сволочи, Христа продали! – разорялся он. – Огнепоклонники! Сучьи выкормыши!
В вопросах веры нищеброд разбирался слабо. По если бы каждая сильная глотка принадлежала праведнику, то Царствие Небесное на земле наступило бы уже много веков назад.
– Осади назад! – рявкнул Аршамбо. – В сторону, хамье!
Зеваки расступились. Образовался проход, по котором храмовник и Гуго де Пюизе двинулись к человеку с посохом.
– Что здесь происходит?
– Всевышний ведает, уважаемый, – пожал плечами тот. – Впервые вижу такое собрание безумцев.
Из толпы вытолкался священник в вытертой рясе. Загорелое лицо его скрывалось под капюшоном. На щеках поблескивали дорожки пота.
– Ты гебр, огнепоклонник, – святой отец ткнул пальцем в великана. – Не ты ли рассуждал о Боге нашем, Иисусе Христе?
