часов, чтобы машина не сдохла и чтобы его тело отогрелось хотя бы до состояния, когда он возвращал себе способность правильно читать приборы. К сожалению, вместе с приборами возвращалась и способность думать как-то активнее. Например, Том замечал конвекционные токи воды вокруг своего бота, изменения в положении взвеси за стеклом, или, того хуже, начинал думать о несбыточном: о теплом ветре, солнышке и дыхании, которого не заметно в виде пара.

И при этом, наравне со слабыми ощущениями его приборов, он начинал чувствовать охоту, которая развернулась за ним на поверхности. А охотники эти проходили над ним снова и снова… «На самом деле, если посмотреть на карту, – думал Том медленно, как улитка, – они охватили слишком уж большую акваторию, необычайно большую». За последние три года, которые он провел на подводных рудниках, до него не доходили сведения о подобных операциях.

«Зачем же я им нужен, – думал Том, – раз они задействовали такие силы?» И ничего не мог придумать. Зато при этом стал замечать, что ему не хватает воздуха. Ах, воздух – невидимая, почти необъяснимая субстанция жизни. Что в тебе такого? Все же просто: смесь чего-нибудь инертного, хотя бы того же гелия, и кислорода. Но вот в нем оказывается углекислота, продукт дыхания и тоже, кстати, невидимое вещество, и все: постепенно начинается удушье, жизнь из воздуха уходит. Хотя кислорода и много, но углекислотное отравление все равно смертельно…

Наравне с обогревателем можно было включить электролизер, энерговооруженность бота это позволяла. Но углекислотные поглотители уже не справлялись, к тому же, кажется, не справлялись и влагопоглотители, а Том, несмотря на остановку физической активности до почти полной неподвижности, все же выделял столько всего в малый объем спасательного ботика, что… Стоп, лучше об этом не думать! Но факт оставался фактом: он медленно удушал себя, губил, как… Ну, предположим, как винный грибок убивает себя, выделяя продукты жизнедеятельности в виде алкоголя. И когда вино становится достаточно крепким – градусов восемь-девять, – все эти грибки, которые люди считают благороднейшим своим изобретением, начинают убивать себя, вот как он сейчас…

Однажды в таком примерно состоянии Том подумал: а на хрена ему это нужно, может быть, сдаться? И тогда конец всем мукам, холоду и тишине, от которой тоже хотелось избавиться. Но нет, он все же цеплялся за жизнь. Пусть иногда ему и казалось, что из последних сил, что больше не выдержит. «Не хочу!» – твердил он себе, не потому даже, что умирать тогда придется трудно и, скорее всего, еще с большими муками в лапах мекафов. А просто этого нельзя было допускать. Том не знал, почему на самом деле ему нельзя умереть, но знал это наверняка. Умирать следовало позже, потом, в необозримой дали несбыточного, как иногда казалось, будущего.

И еще одна мысль билась в сознании: а все же интересно, что он такого опасного для этих самых мекафов сделал, за что они так его ненавидят, ведут за ним охоту, так жаждут заполучить и с его помощью избавиться от других таких же… И разве от него зависит, что они хотят с его помощью убивать других таких же вот лодеров?.. Нет, совсем не зависит. Он этого не просил, он вообще-то и жизни не просил, и уж тем более этих мучений. Но они свалились на него, и, следовательно, приходилось как-то с этим справляться, переносить все это скопом и в каждом отдельном нюансе, в каждом проявлении этой жизни, потому что другой у него может и не быть…

«Или все-таки я не прав и другая жизнь тоже будет? Только как, зачем и почему именно у меня?..» И зачем же ждать этой следующей жизни, если она будет не намного легче, чем эта, которую он сейчас преодолевает, словно ледяной высотный перевал, и которую сейчас, в этот самый момент так невысоко ценит, что подумывает всплыть. Или просто открыть люк своей лодки, чтобы все эти сотни метров воды над ним прихлопнули его, как мошку. Или еще проще: вытащить силовые кабели, отскоблить от изоляции и подвести себе в район груди. Говорят, это не очень больно, потому что сердце тогда само остановится… Но ведь это самоубийство – худшее, что есть в человеке. Именно это, а не что-то другое, не способность убивать других, например.

В общем, Извеков понял, что умирает. Он подошел к такому порогу, когда даже его способность выживать, бороться за жизнь истаяла. И тогда он решил всплывать, поддался накопившейся за… за неизвестное число дней усталости. И решил, что на этот раз – все.

И тогда снова, даже без особых споров с собой, Том собрался подождать еще пару часиков или еще день-два, как получится. Из чистой вредности, если так можно выразиться, из несогласия с собой. Хотя на самом-то деле это было несогласие с теми, кто за ним охотился. И снова он ждал, ждал и следил за медленным кружением кусочков ила за стеклом, в том тонком слое воды, пронизанном аварийным освещением, которое он не хотел выключать, чтобы не свихнуться окончательно.

И лишь спустя еще много часов, тянувшихся неподъемной тяжестью, Том решил приступить к делу. Но сначала ему потребовалось хотя бы немного вернуть мозгам способность соображать. Он даже решил, что неплохо бы вывести инструкцию по всплытию на этой субмарине, исполненную зеленоватым текстом, на экран компа.

Лишь потом, когда уже стал щелкать тумблерами, сообразил, что это была уже какая-то лажа. С его-то опытом он и сам мог всплывать без всяких инструкций. Тогда Том перевел компьютерный комплекс в режим слежения за охотниками, какими бы они ни оказались. Да, это было важнее – следить за возможным появлением кораблей, или самолетов, или других машин, которые окажутся поблизости, вплоть до сигнальных буев и радарных сканеров…

Хотя при всем при том Том почему-то был уверен, что ему и приборы не нужны. Он был в странном состоянии послесна и сам был в состоянии отследить противника и дать ответ на вопрос – откуда за ним следят?

Всплывал Извеков тихо, словно крался по незнакомой прихожей, где его могут и даже должны поймать, где в любой момент включат свет, уткнут в Тома стволы каких-нибудь пушек, и прикажут сдаваться… И сбежать снова уже станет невозможно. Потому что его способность висеть в глубинной беспросветной мути оказалась исчерпана на много лет вперед.

И все же Тому хватило выдержки подниматься с проверками, иногда зависая в воде, которая медленно светлела, и неторопливо осматриваться через электронику… На удивление, вокруг пока все было чисто. Извеков не мог обнаружить присутствия кого бы то ни было на многие десятки миль в округе, может быть, даже сотни миль. Ведь он специально выбрал такой маршрут бегства, чтобы оказаться подальше от обычных путей океанских кораблей и подальше от зон, где могут разгуливать селедочные траулеры. И даже от обычных трасс самолетов… Кажется, он все сделал правильно, и если теперь у него ничего не получится, он

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату