– Ты такая трогательная, такая растрепанная, – неожиданно сказал он, поворачиваясь ко мне. Видимо, когда он закрыл свое тело от возможных посягательств с моей стороны, ему стало гораздо спокойнее.
– Представляю, – в тон ему ответила я, – только я тогда тоже хочу что-нибудь накинуть. А то, кроме одеяла, на мне лишь трусики и лифчик – не совсем целый.
– Я дам тебе свою рубашку, – сказал Роберт, и я почувствовала, как он старается сохранить спокойствие в голосе.
«Господи! Ну, почему бы ему не заняться со мной любовью? Хотя бы один разок? Это же недолго, насколько я понимаю! Нам обоим могло стать легче. А потом бы охранял меня ото всех сколько угодно! Ну, почему он такой непростой, этот Стронг? Хотя, может быть, именно этим он и привлек меня?»
Роберт медленно подошел ко мне, держа в руках белоснежную сорочку.
– О-о-о… – протянула я, – зачем так торжественно? Где моя одежда?
– Она вся пропахла другими мужчинами. Я ее выбросил, – спокойно, но очень твердо ответил Роб.
– А в чем я домой пойду?
– Тебе нельзя домой, ты не должна ни на шаг отходить от меня.
– Ты с ума сошел? – почти закричала я. – Меня ждет мама! Я уже давно не появлялась, наверное, она ищет меня!
– Нет, не ищет. Я позвонил ей и предупредил, что у моей сестры день рождения и ты останешься у нас ночевать.
– И она поверила!
– Да, не сомневайся. Я умею воздействовать на людей. – Что-то я не чувствую твоего воздействия! – ехидно отозвалась я. – Если бы ты мог, ты бы внушил мне, что близость между нами – дело совсем лишнее. Только, знаешь, я так совсем не считаю. Очень даже наоборот!
Я резко вскочила с кровати. Голова сразу закружилась, но меня это не остановило. Выдернув из рук Роберта белоснежную рубашку, я стала лихорадочно одеваться. Стронг не отрываясь смотрел на мою обнаженную грудь. «Ничего, пусть посмотрит и помучается». Медленно, наслаждаясь его муками, я застегивала пуговицы на рубашке, начиная с нижней, чтобы грудь дольше оставалась неприкрытой. Я вдруг осознала всю свою власть над мужчинами в целом и над Робертом в частности, и это доставило мне неожиданное, невероятное наслаждение.
– А знаешь, – сказала я ему, – пусть меня превратят в хищную, злобную, корыстную тварь. Мне кажется, я даже буду испытывать удовольствие, извиваясь под каким-нибудь арабским шейхом, выясняя у него в постели, где он прячет ядерную кнопку.
Роберт побелел, как моя рубашка.
– О чем ты говоришь? – прошептал он.
Я усмехнулась:
– Знаешь, как поется в известной песенке: «А девочка созрела». Мне хочется любви, безудержного секса, приключений, наконец. А как этого проще всего добиться? Поступить к вам на секретную службу… Не правда ли, чудесная идея?
В меня будто бес вселился. Я сама себя не узнавала!
– Если бы я только мог хоть что-то внушить тебе, – произнес Роберт с горечью, – если бы я мог. Но ты слишком сильная.
– Отвези меня к своему папаше! – выкрикнула я, поражаясь собственной безрассудности. – Пусть они меня тоже зарежут. Зато потом из меня выйдет невообразимая красавица, не то что сейчас. Знаешь, мне надоело, что все мужики мне говорят: «И что в тебе такого? Не пойму, отчего это я в тебя такой влюбленный?» Пусть мне больше не задают этот дурацкий вопрос!
– Я не позволю, чтобы тебе сделали больно! – твердо сказал Роберт.
– И сам же причиняешь мне боль! – воскликнула я. – Если ты не хочешь меня, то зачем мне быть обычным человеком? Дай мне развлечься на полную катушку! Пусть меня сделают такой, как ты.
Роберт смотрел на меня взглядом, полным боли. Я понимала, что каждое мое несправедливое слово ранит его, но остановиться не могла.
Внутри Милы Богдановой впервые проснулась обиженная женщина. В сердце любой маленькой девочки, которую бросил отец, живет затаенная горечь потери своего первого мужчины. Она скрывается в недрах души и иногда вырывается на свободу. Это не зависит от того, насколько хорошо сложилась жизнь девочки впоследствии. Даже если она удачно выходит замуж, предательство отца остается глубокой ссадиной на сердце и периодически напоминает о себе.
Я впервые почувствовала это – прежде меня не отвергал ни один мужчина. По странной иронии никто мне и не был нужен. Только Роберт…
– Я не могу слушать то, что ты говоришь, – сказал он после долгой паузы.
– Так отвези меня домой! – воскликнула я. – И больше никогда не появляйся в моей жизни! Никогда! Слышишь?
Я понимала, что после очень сильно пожалею о сказанном. Роберт стоял напротив меня и пытался увидеть во мне прежнюю Милу, нежную и влюбленную, но не смог. Я это знала. Он читал на моем лице лишь гнев и боль.
– Это все, что я сейчас чувствую, – холодно припечатала я, глядя ему в глаза.
– Я не понимаю тебя, Мила, – тихо сказал Стронг и попытался взять меня за руку, но я не дала ему это сделать. Сорвавшись с места, я обошла его, едва не задев плечом, открыла ящик шкафа и достала оттуда первые попавшиеся джинсы.
– Надеюсь, ты не возражаешь? – с вызовом спросила я и стала натягивать их, не дожидаясь ответа.
– Они будут велики, – машинально ответил Роберт. Он явно никак не мог оправиться от резкой смены моего настроения.
– Но ты ведь выбросил мою одежду! Вот и приходится выкручиваться! Я же не могу явиться домой голая!
Джинсы действительно оказались велики – очень длинные, да и в поясе широковаты. Я взяла с полки кожаный ремень с массивной бляшкой и затянулась потуже, а потом посмотрелась в зеркало и нервно хохотнула.
– Поехали! – скомандовала я. – Надеюсь, ты сапоги мои оставил? Или они тоже другими мужиками пропахли?
– Они в коридоре, – тихо ответил Роберт, – я не могу тебя отпустить. Тебя убьют.
– Если они этого не сделают, я сама застрелюсь. Не хочу, чтобы меня постоянно динамил любимый мужчина.
– Я не… – начал было Роберт, но я перебила его:
– Так ты отвезешь меня, или мне придется добираться пешком? Кстати, где находится этот дом? Далеко от моего?
– Соседний поселок, в минуте езды от твоего дома. Я снял его на то время, пока живу в России.
– Знаешь, – сказала я, – а мне понравился Лондон. Там было несколько районов, в которых я бы даже смогла жить. Например, Белгрэйв. Или Найтбридж, рядом с универмагом Harrods. Не понимаю, что тебя держит здесь, в России. Уж точно не фильм. Тебе ведь плевать на творчество, да? Как и на меня…
С этими словами я выскочила из комнаты, в которой так много всего произошло за последние сутки, и бросилась вниз по массивной дубовой лестнице. В спокойном состоянии я с
