Луи Басс
Роскошь изгнания
В первую очередь, неведомо, по какому праву Автор полагает, что сие анонимное произведение вышло из-под моего пера, – в ответ на возражение Он приведет тот довод, что доказательство лежит в самом произведении, то есть оно содержит в себе места, по видимости написанные от моего лица или в моей манере, – но разве кто-нибудь не мог сделать этого намеренно?
Однажды утром Великан проснулся в своей постели и услышал восхитительную музыку… И Град перестал отплясывать по кровле, а Северный Ветер – завывать, а в приоткрытое окно повеяло дивным ароматом…
Дети пролезли в сад сквозь небольшое отверстие в стене и забрались на деревья.
О, на улице играет шарманка – да еще вальс! Надо выйти послушать. Играют вальс, что я десять тысяч раз слышал на лондонских балах между 1812 и 1815 годами.
Музыка – поразительная вещь.
Часть первая
1
Поверьте мне на слово, коробку принесли в среду. Даже теперь, когда я мысленно пробегаю долгий список дней моей жизни, тот день вспыхивает передо мной, словно выведенный светящимися чернилами. А тогда это показалось мне чудесным даром, наградой, венчающей карьеру; лишь впоследствии я стал относиться к этому иначе. Во всяком случае, никогда не забуду день, когда ее принесли. Даже теперь через все расстояние между Италией и Англией – расстояние, подтвержденное пением цикад и стремительностью кораблей на подводных крыльях, летящих по заливу, словно водные лыжники, оставляя за собой хвост искрящихся брызг, – даже теперь предо мной живо встают Лондон и тот день.
Когда я вернулся после обеда в магазин, Фредди стоял у двери, склонив свою грязную голову над мусорной урной, сальные космы закрывали его лицо. Он с таким сосредоточенным видом пялился на нее, ничем не отличавшуюся от других зеленых пластмассовых уличных урн, словно, стоит как следует в ней покопаться, и в конце концов найдешь там пятерку. Он так часто подолгу стоял в этой своей позе, что у меня не раз возникало подозрение, что он работает на Блэкуолла, моего конкурента, чей магазин находился через дорогу напротив моего.
Поравнявшись с ним, я невольно поморщился. День был солнечный, когда бродяги, как сыр или трупы, дозревают на жаре. А у этого садиста по случаю первого дня весны под пальто была еще и пара лишних джемперов, в результате чего люди еще на дальних подступах к магазину спешили перейти на другую сторону. Преодолев отвращение, я хлопнул его по плечу.
– Не стой здесь, Фредди, иди своей дорогой.
Он обернулся и тупо уставился на мой шелковый галстук. Многолетнее бродяжничество оставило свой след на Фредди, постепенно согнув его спину, словно он постоянно заглядывал в невидимую урну. И теперь он шаркал по улицам Лондона, медлительный и согбенный, как человек, потерявший контактные линзы.
– Ты мешаешь торговле, – без обиняков объяснил я уже не в первый раз. – Выставь тебя в ООН – и нам не миновать санкций.
Его взгляд, упершийся в мой галстук, стал чуть осмысленней; наверно, Фредди пытался сообразить, сколько может стоить такая вещица. Ветерок шевелил листву росшего поблизости дерева. Солнечные блики вяло подрагивали, золотым пухом ложась на плечи замызганного пальто Фредди.
– Мотай отсюда, Фред, – сказал я, махнув рукой в сторону Британского музея. Мой жест вызвал несколько неодобрительных взглядов добропорядочных лондонцев, шагавших по другой стороне улицы, но Фредди даже не пошевелился. Он понимал лишь один язык. – Вот тебе соверен. А теперь убирайся, и чтоб до завтра я тебя здесь не видел!
Наконец Фредди очнулся. Сквозь заросли на лице, которые с некоторой натяжкой можно было назвать свалявшейся бородой, проглянула улыбка.
– Премного благодарен, мистер В. Благослови вас Господь.
– Постой, – вдруг сказал я и полез за бумажником. – У меня есть идея получше. Это называется развивать капиталистические отношения. Вот, держи пятерку. Видишь урну на той стороне, у магазина Блэкуолла? Да, ту, иди и посмотри, что в ней. Можешь пялиться на нее сколько влезет.
Фредди сграбастал пятерку, которая тут же исчезла в недрах его многочисленных одежд. Вы бы никогда не подумали, что старая развалина может быть такой шустрой. Он заковылял к дверям моих конкурентов, недовольно ворча на жаркое солнце и согнувшись, как детектив, ищущий какую-нибудь крохотную улику.
С усмешкой, которая со стороны показалась бы коварной, я вошел в свой магазин.
Возможно, вам знаком мой магазин. Все его знают. Это один из тех букинистических магазинов, что теснятся вокруг Британского музея. Будучи не только любителем книг, но и предпринимателем, я лет тридцать регулярно захаживал туда, пока не стал его владельцем. В те времена это была непривлекательная лавчонка: сумрачная, книги навалены как попало; в сущности, в ней ничего не менялось с 1920-х годов. Первым ее хозяином, которого я помню очень смутно, был мистер Дьюсон. После его смерти лавка перешла к сыну Вернону, который своими экстравагантными методами торговли постепенно развалил все дело. Прослышав, что он на грани краха, я воспользовался случаем и предложил ему сделку. Хотя сумму я назвал несколько заниженную, к тому моменту Вернон уже находился не в том положении, чтобы артачиться.
Когда я, все еще улыбаясь, вошел в магазин, Вернон занимался покупателем. Услышав звук открывающейся двери, он бросил на меня взгляд, давая понять, что наблюдал в окно за тем, как я прогоняю Фредди. Будь его воля, так Фредди небось уютно расположился бы сейчас в подсобке и наслаждался какао с булочкой.
Вернон смотрел на меня, стараясь ничем не выдать своего неодобрения. Наконец он отвел глаза и вновь уставился в потолок, к которому обычно обращался, когда говорил о книгах. Я тихо подошел поближе – слушать Вернона, когда он седлал своего конька, было одно удовольствие.
– Время от времени к нам попадают такие издания, сэр, – говорил Вернон скрипучим голосом, раскачиваясь, как викарий на кафедре. – Первое издание, предпринятое, как вы, наверно, знаете, в тысяча семьсот пятьдесят втором году, вышло довольно большим тиражом, около пяти тысяч экземпляров, если не ошибаюсь. Это значит, что цена книги не запредельная, если учесть, что это все-таки Филдинг. В прошлом году я продал сильно попорченный экземпляр за сто пятьдесят фунтов, так что, конечно, будьте готовы выложить больше за книгу в прекрасном состоянии… Что скажете о двухстах пятидесяти фунтах? Во всяком случае, вы почти наверняка найдете ее, если побродите по ближайшим магазинам. По правде сказать, у меня такое ощущение, что у Блэкуолла, через дорогу…
Он смешался и смолк, видимо вспомнив о моем присутствии. Тысячу раз я долбил ему об одном и том же. Он был большим знатоком по части книг, как я – по части антиквариата. Однако, в отличие от меня, не был достаточно ловок, чтобы обратить свои знания в звонкую монету.
Покупатель, которому, судя по виду, деньги было некуда девать, поблагодарил Вернона и
