– Центурион, – сказала она.
Она присела в подобии реверанса, наверное, лучшего, какой она могла сделать, учитывая маленькую дочку, которую она несла на своем бедре. Ребенок молчал, ее голубые глаза были широко открыты.
– Никто не говорит с нами. Никто не говорит нам, когда мы сможем вернуться домой.
Маркус свирепо смотрел на нее какое-то время, но это была пустая попытка. Молодая женщина не собиралась отступать.
– Мэм, – произнес Маркус, – Я вынужден попросить вас вернуться на свое место к другим заключенным.
– Я никуда не пойду, пока не услышу ответы, – тихо сказала она.
– Нет, мэм, пойдете, – ответил Маркус. – Для вашей же безопасности.
Женщина сжала челюсти в отчаянии.
– Я не понимаю, что вам еще нужно от нас, центурион. Никто из нас не применял и не собирался применять оружие против Легионов. Никто из нас не знает ничего, чего бы вы не выяснили несколько часов назад. У нас нет причин находиться здесь, даже учитывая то, что этот молодой человек до сих пор кропотливо выясняет, есть ли среди нас граждане…
Ее голос затих и на ее лице застыла хмурая задумчивость, внезапно сменившаяся маской страха.
Маркус почувствовал, как костяшки пальцев сжали жезл и только треск ломающегося дерева дал ему понять, что он ненароком вызвал фурию, увеличившую силу его рук.
Он видел этот взгляд у других женщин, в других местах и он ненавидел его.
– Мэм, – отчетливо произнес Маркус. Он указал жезлом на других заключенных, – Идите и сядьте там. Сейчас же.
Она какое-то время беспомощно смотрела на него. Затем быстро вздохнула и сказала:
– Меня зовут Эстеллис. – Ее руки обняли ребенка. – Это моя дочь Эстара.
Маркус резко отвернулся, услышав это. Вороны бы побрали всё это! Он не желал знать ни эту женщину, ни ее имени, ни, да помогут ему великие фурии, имени ее ребенка. Их смертный приговор уже был подписан. И в этом была и его вина. Их кровь окажется на его руках. Возможно, буквально. Он не хотел знать их имена.
Какая-то часть его не могла испытывать ничего, кроме презрения к собственному страху. В конце концов, это он навел сенатора на мысль приказать капитану убить другого алеранца. Он предположил, что Арнос ухватится за возможность сделать это, как только будут взяты пленные из легиона восставших рабов.
Он полагал, что приказ коснется не более чем одного-двух десятков вражеских солдат. Смысл был в том, что, как думал Маркус, капитан не пойдет на компромисс.
Маркус заставил себя снова взглянуть на Эстеллис и ее дочь Эстару и тех, кто стоял за ними: сотни свободных людей Отоса. Дюжины семей. Женщин. Детей. Стариков.
Как вообще мог Арнос рассматривать столь чудовищную возможность?
Потому что ты предложил ее, глупец.
Молодая женщина… Эстеллис глядела на него, ее лицо побледнело. Она не позволяла себе расплакаться, безусловно из-за дочери, которая сонно прильнула к ней, но глаза ее блестели.
– С-сэр… – тихо сказала она. – Дети голодны.
Вороны бы побрали Арноса, злобно подумал Маркус.
Вороны бы побрали и сожрали его целиком.
Всё еще была надежда. Антиллус Крассус не спеша убеждался в том, что среди пленников нет граждан. Маркус, возможно, не понял бы этого, если бы не работал рядом с молодым человеком на протяжении последних двух лет, но всё говорило о том, что молодой Трибун тянет время.
Крассус не стал бы делать этого по собственной инициативе. Он был исполнительным до умопомрачения и всегда работал тихо, усердно и эффективно.
Поэтому то, что он внезапно решил еле волочить ноги, тоже было частью его обязанностей.
Значит, капитан что-то задумал.
Маркус не знал его намерений. С юридической точки зрения у него было всего два варианта, но молодой человек обладал талантом находить ранее неизвестные пути решения проблем. Возможно, ему снова это удалось.
Хоть бы ему снова это удалось…
Маркус уже погрузился в кровь. Еще немного – и он в ней утонет.
Он хранил бесстрастное, каменное выражение лица. Если пленники впадут в панику, только великие фурии знают, что могло произойти.
– Мэм, – сказал он. Он начал было повторять свой приказ, но вместо этого взглянул в глаза маленькой Эстаре. Его дыхание превратилось в долгий медленный выдох.
– Эстеллис, – тихо сказал он. – Уверяю вас, мой капитан делает всё для того, чтобы вы могли вернуться домой как можно скорее. Но до тех пор, вы – на передовой боевых действий, окруженные людьми, которые пережили тяжелую битву сегодня. Ради собственной безопасности вернитесь к остальным. – Он посмотрел на девочку и продолжил. – Я посмотрю, что можно придумать с едой.
Молодая женщина смотрела на него, силясь понять, и Маркус видел это, говорил ли он ей правду или просто лгал, отсылая ее назад, в ожидание резни, как какую-то глупую своенравную корову.
Но она хотела быть обманутой. Даже если бы она обладала небывалым талантом и опытом заклинателя воды в распознавании правды, он легко смог бы убедить ее в том, что небо зеленое.
– Я… хорошо, центурион. – Она склонилась в еще одном неловком реверансе. – Спасибо.
– Легионер, – прорычал Маркус.
К нему подбежал молодой легионер.
– Сэр.
– Пожалуйста, сопроводите мистрисс Эстеллис и ее дочь к остальным, – он кивнул ей. – Мэм.
Женщина неуверенно взглянула на него напоследок и вернулась к остальным пленникам в сопровождении легионера.
Легионер-ветеран, – хотя, если быть честным, любую селедку, которая стояла у истоков Первого Алеранского, можно было назвать ветераном, – по имени Бортус наклонился к Маркусу.
– Центурион, что мы собираемся делать с этими людьми?
– Прикрой рот, Бортус. Когда узнаю я – узнаешь и ты.
Маркус проследил за тем, как Эстеллис и Эстара вернулись на свои места, и поморщился.
Что бы капитан ни собирался предпринять, ему следовало поторопиться.
Глава 17
Тави молча сидел в паланкине Арноса, проклиная себя за собственную глупость. Нужно было подумать получше, прежде чем отправляться на такую потенциально компрометирующую встречу, учитывая возможность того, что за ним могут наблюдать с воздуха.
